Станция Одиннадцать

— Буквально только что, — сказал Дживан, — он делал то, что любил больше всего на свете.

Такой вывод Дживан сделал из интервью, которое прочитал месяц назад. Артур беседовал с газетой «Глоб энд мэйл»: «Всю жизнь ждал, когда достаточно состарюсь для роли Лира. Для меня нет ничего любимей игры на сцене, ощущения, что все происходит здесь и сейчас…» Странные слова. Артур, как правило, играл в кино, а кто в Голливуде жаждет постареть?

Кирстен молчала.

— В том смысле, что раз уж эта роль стала его самым последним делом, — проговорил Дживан, — то в этот момент он был счастлив.

— А это стало его последним делом?

— Думаю, да. Мне жаль.

Снег успели смести в небольшую сверкающую кучку.

— Я тоже больше всего на свете это люблю, — через некоторое время сказала Кирстен.

— Что любишь?

— Играть на сцене, — пояснила она.

Из толпы вдруг вынырнула заплаканная девушка и протянула к малышке руки. На Дживана девушка даже не посмотрела. Кирстен же, прежде чем уйти, оглянулась.

Дживан вернулся к сцене. Его никто не останавливал. Он почти ожидал увидеть Лауру в центре первого ряда — а сколько вообще прошло времени?.. — но зрителей уже не было. Уборщики подметали полы и собирали оброненные программки. На спинке кресла висел забытый шарф. Дживан покинул зал, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Он набрал номер Лауры. Тщетно. Она выключила телефон на время представления и, очевидно, до сих пор не включила.

— Лаура, — обратился Дживан к голосовой почте, — я в фойе. Ты где?

Задержавшись у дверей женского туалета, он выяснил у работницы театра, что там пусто. Затем еще раз обошел фойе и направился к гардеробу. На крючках оставалось совсем немного одежды, в том числе полупальто Дживана. А вот синее пальто Лауры уже пропало.

На Янг-стрит опускался снег. Дживан вздрогнул, когда увидел его — эдакий отголосок прозрачных кусочков пластика, которые до сих пор поблескивали на пиджаке. У служебного входа дежурило с полдюжины папарацци. Артур уже не так интересовал публику, как раньше, но за его фото все равно можно было выручить денег. Особенно теперь — он ввязался в эпический бракоразводный процесс то ли с моделью, то ли актрисой, которая изменила ему с режиссером.

До недавнего времени Дживан и сам работал папарацци. Он надеялся тайком проскользнуть мимо, однако эти люди с профессиональным чутьем замечали подобные уловки и тут же его обступили.

— Неплохо выглядишь, — обратился один. — Модное пальтишко.

Дживан был одет в двубортное полупальто — не такое уж теплое, зато отличающее его, как и планировалось, от бывших коллег, которые предпочитали дутые куртки и джинсы.

— Где пропадаешь?

— Работаю барменом, — ответил Дживан. — Учусь на парамедика.

— Серьезно? Хочешь за гроши с тротуаров пьяниц соскребать?

— Я хочу делать что-нибудь важное.

— Ну, ясно. Ты внутри был, да? Что там случилось?

Некоторые папарацци кому-то звонили.

— Говорю тебе, он умер, — раздалось рядом. — Снег, конечно, мешает, но посмотри, что я отправил, там лицо на снимке, где его грузят в «скорую»…

— Не знаю, — произнес Дживан. — В середине четвертого акта опустился занавес, и все.

Он соврал отчасти потому, что не хотел ни с кем разговаривать. Наверное, кроме Лауры. И отчасти потому, что не желал разговаривать именно с этими людьми.

— Вы видели, как его увезла «скорая»?

— Выкатили из этого выхода, — отозвался фотограф, который то и дело нервно затягивался сигаретой. — Медики, «скорая», все дела.

— Как он выглядел?

— Честно? Как чертов труп.

— Ботокса надо меньше колоть, — фыркнул другой папарацци.

— Официальное заявление было? — спросил Дживан.

— К нам вышел мужик в пиджаке. Истощение и — что бы вы думали? — обезвоживание. — Несколько человек рассмеялись. — Стандартная отговорка.

— Пора открыть им эту тайну, — заговорил фотограф, упомянувший ботокс. — Пусть бы хоть кто-то уже решился отвести в сторонку одного-другого актера и сказать, мол, слушай, дружище, передай остальным: пейте больше водички и периодически ложитесь спать, ага?

— Увы, я видел еще меньше вашего, — произнес Дживан.

Затем он сделал вид, будто ему звонят, и зашагал по Янг-стрит, прижимая телефон к уху. Через полквартала Дживан остановился под козырьком какой-то двери, чтобы снова набрать Лауру. Ее телефон был до сих пор выключен.

Дживан мог бы поймать такси и оказаться дома уже через полчаса, но ему нравилось прогуливаться на свежем воздухе, подальше от людей. Он вдруг ощутил себя странно, почти преступно живым. Какая несправедливость — его сердце продолжает уверенно биться, а Артур лежит где-то там, бездыханный и холодный… Дживан шел на север по Янг-стрит, сунув руки в карманы. Снег падал на лицо и покалывал кожу.

Дживан жил в районе Кеббеджтаун, северо-восточнее театра. В двадцатилетнем возрасте он отправился бы в такой путь, даже не задумываясь, — несколько миль пешком, пока мимо проплывают красные трамваи. Впрочем, он уже давно так не ходил и сомневался, стоит ли пытаться сейчас. Тем не менее, свернув направо, на Карлтон-стрит, он ощутил внезапный порыв и все же прошел мимо трамвайной остановки.