Стану рыжей и мертвой, как ты

— Хочу заинтересовать Гринберга сначала этим медальоном, поскольку это напрямую может быть связано с его семейной легендой, а потом сводить его уже к этой усадьбе, показать ему рисунки. Одно дело — отправлять какие-то снимки рисунков, а другое — привести его на место, чтобы он представил себе, какую красоту он может вернуть миру.

— Но это же миллионы!

— Он богат. Очень богат. К слову сказать, его приятель, друг детства, тоже родом из их мест, восстановил католическую церковь здесь, неподалеку, в одной деревне.

— Ох, не знаю, Вася… Как-то все это нереально…

— А вдруг он заинтересуется? Вдруг ему захочется восстановить усадьбу своих предков?

— Да она же в лесу, до нее еще добраться нужно, все вырубать… От нее там только одни стены и остались. Крыша давно провалилась.

— Тамарочка, прошу тебя… — Василий вдруг схватил ее руку и принялся целовать пальцы. И этот порыв был не любовным, нет. Он хотел от нее другого, более серьезного и важного для него — разделить с ним его интерес, проникнуться его мечтой! — Поедем с тобой туда. Осмотрим усадьбу. Сделаем фотографии. Одному мне как-то…

— Страшно? — вдруг рассмеялась она. — Боишься?

— Ну… Не то чтобы боюсь… Но с тобой мне было бы лучше, интереснее. Глядишь, ты и сама заинтересовалась бы этой историей.

В кафе вошла группа нарядно одетых молодых женщин. Они, весело переговариваясь, подозвали официанта и попросили его сдвинуть два столика, чтобы расположиться всем вместе.

— Это из бухгалтерии администрации, я знаю некоторых, — прошептала, стараясь не глядеть в их сторону, Тамара. — Пришли жареной рыбки поесть.

— Ну так что? — Василий продолжал держать ее за руку. — Поедешь со мной?

— А что мне за это будет?

— Мы с тобой найдем клад, разбогатеем и сможем отправиться путешествовать по миру! — Он улыбнулся своим нелепым фантазиям, понимая, насколько все это глупо прозвучало. Всю усадьбу давно обследовали, каждый камешек, каждый кирпич, каждую стену или балку. И никакого клада, конечно же, не нашли.

— Ну тогда ладно, я согласна. Все, мне пора домой. Через час за мной заедут в больницу.

Она поднялась, Василий проводил ее к выходу. Сам он решил остаться и пообедать. А заодно насладиться послевкусием от встречи с Тамарой. Она согласилась, согласилась составить ему компанию!

— Вот тебе пятьсот рублей, на такси там, помаду… — Он сунул ей в ладонь мятую купюру. — Если хочешь, я куплю сегодня курицу, и ты запечешь ее на ужин, а?

— Ну ладно… — Тамара клюнула его в щеку, совершенно забыв, что им положено скрываться, прятаться, шифроваться, и, покачивая бедрами, направилась в сторону стоянки такси.

Василий вернулся за стол, заказал себе жареных карасей в сметане и салат.

«Хорн, ну и Хорн… И как это ты упустил этот медальон?»

Он долго еще рассматривал присланный ему скупщиком снимок с медальоном.

А в голове его звучал голос из далекого прошлого, голос Андрея Липовского, человека, который когда-то ходил вот по этим же улицам, может, купался в этом заливе и даже ел карасей в сметане, выловленных в Волге, пил водку с Прозоровым, поглядывая на его супругу, Верочку, свою любовницу, и страдал из-за того, что даже его любовь не могла спасти Верочку от любви ее к своему мужу, от ревности к крепостной девке Ольке.

«…Чтобы повеселить тебя, ангелъ мой, отправляю я тебѣ со своимъ слугой Сашкой родную сестру Леды — Быстру. Она точная копія твоей Леды».

Разволновавшись, Василий заказал себе пятьдесят граммов ледяной водки.

10. Лина Круль

… Я смотрела на нее и не могла взять в толк, действительно ли она произнесла все эти спасительные для меня слова, или же это плод моего воображения.

— Ты чего молчишь? Ну, говори же!!! Она еще там, в том городе? В морге? — закричала она.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть ее глаз, полных слез. Чтобы вообще не видеть всего того, что прежде называлось нашим домом и вносило в наши жизни какую-то правильную размеренность и покой. Даже счастье. Потому что маленькая двухлетняя Ульрика делала нас троих, одиноких и безмужних женщин, счастливыми. Эта маленькая девочка стала смыслом нашей жизни.

Но я на самом деле не знала, как рассказать ей правду.

— Ты что… похоронила ее там? В том городе? Лишь только потому, что там есть немецкое кладбище? — Мысли ее неслись по ложному направлению. При чем здесь вообще немецкое кладбище? — А почему не позвонила и не позвала нас? Мы бы с Улей приехали! Она могла бы побыть еще несколько дней в морге…

— Хорошо, — прошептала я, с трудом подбирая слова. — Давай представим себе, что я позвонила, и вы приехали. Что было бы дальше?

— Как что? Похоронили бы ее… Деньги вроде бы есть, думаю, что на похороны в провинциальном городке наскребли бы.

— Дальше. Что дальше?

— Как что? Полиция будет искать этого бандита… — Здесь она закусила губу и закрыла глаза, вероятно, представляя себе все то, что произошло с подругой.

— А мы? А Уля? Что было бы с ней?

— Как что, будем ее воспитывать! Какие странные вопросы ты задаешь!