Стану тебе женой (СИ)

– Блин… – огорчённо вздыхает. – Я не знал, Натали. Прости. Я сейчас быстро сгоняю в магазин и куплю тебе целую сетку апельсинов. Хорошо?

– Не нужно никуда ходить. Мне есть кому приносить апельсины, – кладу руку на свой живот и глажу его, – нам с малышом от тебя ничего не нужно, если ещё не понял.

– Ну зачем ты так со мной? Я же от чистого сердца, Наташа. Ты одна живёшь в этой квартире с нашей дочерью и о тебе даже позаботиться некому, а ты же мне не чужой человек. Ты мать моей дочери, мы с тобой на всю жизнь связаны, хочешь того или нет.

– Вова, я повторяю для особоодарённых! Мне есть кому приносить апельсины. Ты можешь заботиться о дочери. Здесь, – указываю на свой живот, – не твой ребёнок и не нужно о нём заботиться.

– Ты мне не чужая, – повторяет как мантру, словно не слышит меня.

– Ты меня не слышишь, Вова! Я тебе в третий раз говорю и в последний. Мне от тебя ничего не нужно. У моего ребёнка есть отец и именно он будет покупать “Кишмиш”, если я захочу.

– Наташа, – ошарашенно смотрит на меня. Ухмыляется. – У тебя всё хорошо? Может, к врачу? Я могу поискать лучшего специалиста и записать тебя на приём.

– Мне не нужен врач. Моя крыша на месте, если ты это имеешь в виду. Радмир живой. Его смерть – это наглая ложь.

Размашистым шагом Вова направляется ко мне. Опомниться не успеваю, как он хватает меня за плечи и хорошенько трясёт, причиняя боль своими пальцами, которые обжигают кожу словно щупальцы медузы.

– Что ты несёшь, Наташа? Очнись! Он умер! Его нет, а я есть. И я хочу стать отцом твоего ребёнка!

– Пусти, – головой качаю, руки сжимаю в кулаках и стучу по плечам Вовы. – Не трогай меня. Убери свои руки.

– Наташа, родная. Я простил тебя, – он сжимает меня ещё крепче, мажет горькими поцелуями по всему лицу, несмотря на мои попытки вырваться. – Я же люблю тебя, дура.

– Если ты меня сейчас не отпустишь, я обо всём расскажу Радмиру.

На мгновение Вова замирает, отстраняется ровно настолько, чтобы заглянуть мне в глаза и не увидеть там ничего, кроме ненависти и боли. Да, Островский, именно эти чувства я испытываю к тебе.

В дверь стучат и я запоздало соображаю, что мы с Вовой заблокировали дверь, прижимая своими телами.

– Мамочка, – ласковым голосом поёт моя птичка.

Мы с Вовой молча отходим от двери и, будто ничего не случилось, расплываемся в широкой улыбке, увидев нашу принцессу в костюме Эльзы из “Холодное сердце”.

– Папочка, я у тебя красивая? – спрашивает малышка и начинает крутиться, демонстрируя своё платье.

– Ты самая красивая, принцесса, – Вова подхватывает Лизу на руки и целует в щеку. – Доченька моя.

После обмена нежностями Вова опускает Лизу на пол, а крошка внезапно выдаёт:

– Папочка, а ты не обидишься, если я на новогодний утренник ещё Радика позову?

Вова меняется в лице. Бледнеет. Ошеломлённо смотрит на малышку, затем на меня.

Он делает громкий вздох и плотно сжимает челюсти, отчего на его скулах появляются желваки. Вова злится и на меня смотрит таким взглядом, будто я враг номер один.

– Делай, что хочешь, дочка, мне всё равно, – равнодушно произносит и проходит мимо меня, слегка задевая плечом.

Лизка смотрит вслед своему отцу, и я вижу, как надуваются её розовые губки, как трепещут реснички.

– Ну, малыш, не плачь, – опускаюсь на колени, обнимаю дочку.

– Папа меня не любит?

– Очень любит, зайка.

– Тогда папа не любит Радика? Поэтому так сказал?

В коридоре громко хлопает дверь и Лиза с перепуга вздрагивает.

– Лизок, давай с тобой договоримся. Ты папе ничего не говоришь про Радика, а Радику ничего не говоришь про папу. Хорошо? Так будет лучше, малыш.

– Но я их обоих люблю, мам… – отвечает Лиза и моё сердце болезненно сжимается в груди.

***

Рабочая неделя начинается с сюрприза. В понедельник с самого утра перед работой мне звонит Радмир и говорит, что с сегодняшнего дня мы с дочкой ездим на машине.

– Рад, зачем? Мы с Лизой прекрасно добираемся на маршрутке. Ну какой личный водитель, к чему лишние траты? Мне даже подумать страшно, сколько это всё стоит, – пытаюсь убедить, но сердцем чувствую, бесполезно.

– Детка, я хочу заботиться о тебе. Маршрутка – это же так неудобно, да и укачивает, а у тебя и так токсикоз, а вдруг кто-то зацепит живот, хм?

– Не зацепит, – произношу улыбаясь, – ты разбалуешь меня.

– Хочу баловать тебя.

– Я люблю тебя, Радмир.

– Люблю сильнее, – отвечает он, а у меня аж мурашки бегут по спине от звуков хриплого голоса. – Наташа, я говорил, что хочу познакомить тебя со своей семьёй. Помнишь?

– Что уже?

– Да. Сегодня в восемь часов вечера ужин. Вас водитель заберёт.

– Вас?

– Ну, да. Тебя и Лизу, – уточняет он и моё сердце ухает вниз, а к горлу неожиданно подкатывает ком. – Чего замолчала, Наташ? Испугалась?

Качаю головой, хоть он и не видит этого. Чёрт… да. Я испугалась.

– Может, без Лизы?

– Почему?

– Так будет лучше. Я укладываю её спать в начале десятого. Нехорошо, если поломается режим, нам рано вставать в садик.

Нагло вру, не испытывая угрызения совести. А как ещё объяснить Радмиру, что я боюсь его родственников, ведь не знаю, как они воспримут Лизу? Одно дело я, другое – мой ребёнок.