Старая девочка

Двадцати семи лет от роду, уже дважды будучи женат и дважды разведен, имея шестилетнего сына, я вдруг понял, что никогда никого не любил, кроме Веры. Жил я тогда снова у матери и, с большим трудом добившись наконец, чтобы она разыскала телефон одной из Вериных теток — Тани — воскресным утром ей позвонил. Когда Таня подошла, я сказал ей, что двадцать лет назад мы снимали у них дачу на Ленинградском шоссе, что я очень хорошо помню Веру и хотел бы с ней, если можно, увидеться. Может быть, Таня даст мне ее телефон или адрес. Помолчав, Таня ответила, что увидеть Веру я не могу, потому что ее нет на свете уже больше пятнадцати лет, я, очевидно, ничего не понял, потому что по—прежнему вместо того, чтобы положить трубку на рычаг, прижимал ее к уху. Таня тоже чего—то ждала, а потом сказала, что в следующее воскресенье едет на кладбище, и я, если хочу, могу поехать с ней.

Мы встретились в Коньково, на метрошной платформе, уже по номеру телефона я видел, что Таня живет где—то рядом с нами. Я с трудом узнал ее и то только по названному мне в качестве приметы зеленому пальто, так она постарела. За те два часа, что мы ехали до Ивантеевки (еще при жизни матери они купили себе место в ограде храма, где служил отец Михаил), она рассказала мне эту историю и добавила, что когда Вера умерла, все были уверены, что то, что она сделала — самоубийство, и ни один священник не согласился ее отпевать. Тем не менее она, Таня, поехала к отцу Михаилу, и он, то ли чувствуя свою вину, то ли еще по какой причине разрешил положить Веру рядом с матерью. Больше того, сказал, что сам ее отпоет. Было много людей — и родственники, и просто знавшие Веру — служба тоже была очень долгой, и в конце ее он прямо в храме сказал, что сегодня все мы, все, кто сюда пришел, хороним невинного младенца.

1994–1997