Старая крепость

– Это парламентёры, – бросает Хольц, опуская бинокль, – из русских пленных. Видимо, их отправили с предложением гарнизону сдаться.

– Ну, ответ гарнизона, в принципе, понятен, – усмехаюсь я.

– Да уж, предельно ясен, – задумчиво произносит лейтенант.

– Тишина в крепости связана с тем, что к русским выслали парламентёров? – спрашивает Кюхлер.

– Похоже на то, – кивает Хольц.

– О, вон ещё одного готовят! – вытянув руку в направлении Тереспольских ворот, крикнул радист.

Лейтенант быстро поднёс к глазам бинокль. Расстояние небольшое, так что мы с Кюхлером тоже вполне отчётливо видели парламентёра. К нашему общему удивлению, им оказалась девочка-подросток. Немецкий солдат винтовкой упирался в её спину, выталкивая из двери кольцевой казармы, что рядом с Тереспольскими воротами. Если не ошибаюсь, это та самая дверь, откуда, несколькими часами ранее, русские совершенно спокойно вышли с двумя пулемётами. Девочка идти не хотела, упиралась и что-то говорила солдату. Однако, тот был непреклонен и, вытолкнув её из казармы, захлопнул дверь. Оставшись одна, она расплакалась и прижала к лицу кусок грязной материи, который, судя по всему, должен был изображать белый флаг.

Твари! Это кто же там такой умный в 10-й роте? Гренц? Ребёнка под пули! В бессилии сжимаю кулаки. Гады!

Ого, – как меня это зацепило! Нужно бы контролировать свои эмоции, но я не могу… Внезапно, становится нечем дышать. Я рву воротник, с треском отлетает пуговица. Кюхлер и Хольц абсолютно спокойны и с интересом наблюдают за развитием событий. Эх, руки чешутся пристрелить этих двух уродов, но я пока сдерживаюсь. Сдерживаюсь? Чёрт, да что со мной творится-то? Голову словно кто-то рвёт на части! Неожиданно, пришло решение: если с девочкой что-нибудь случится, – Хольцу с Кюхлером не жить. Сначала завалю этих двоих из «люгера», потом радиста в тамбуре. Ну, и двух гранат на Викинга с Эмилем и Студента с Вилли вполне хватит. Хороший план? Прекрасный! Жаль, что не мой. И не Ланге тем более, – его вообще на горизонте не видно. Такое ощущение, что к нам в голову подселили третьего. И он нас просто подавил! Чувствую, что теряю контроль над ситуацией. Так не годится: нужно собраться!

Видимо, девочке что-то кричат из окон, потому что она испуганно делает несколько шагов в направлении погранзаставы. Но, пройдя буквально чуть-чуть, – снова останавливается и плачет. Из дверей выходит солдат, подходит к ней и поднимает винтовку, целясь ей в голову. Он что-то кричит ей, а затем стреляет. Сссука!

К счастью, выстрел был сделан в воздух. Девочка испуганно присела, схватившись за голову, а потом испуганной птицей метнулась в сторону развалин погранзаставы, исчезнув из нашего поля зрения. Солдат удовлетворённо закинул маузер за спину и вернулся в кольцевую казарму. Спустя буквально пару секунд, со стороны расположения 333-го полка, куда побежала парламентёр, хлопнул одиночный выстрел из «мосинки».

– Ого, – поднял брови вверх Хольц – они что, всех парламентёров стреляют? Даже детей?

– Русские свиньи, – зло сплюнул Кюхлер.

Я не верил своим глазам, вернее ушам. Неужели красноармейцы действительно убили эту девочку? Зачем? Перепутали с врагом? Но здесь же явно было видно, что это ребёнок! Она в цветастом платье, на ней нет формы! Хольц отвернулся от окна и, заметив моё состояние, отечески похлопал по плечу:

– Это война, Ланге. К бессмысленным убийствам тяжело привыкнуть, тем более, когда гибнут дети…

– Большевики – настоящие звери! – презрительно произнёс радист.

– Да, менталитет этих азиатов в корне отличается от нашего, европейского, – задумчиво ответил лейтенант, – Именно поэтому мы до сих пор и не взяли эту старую крепость.

Слов в защиту русских у меня не нашлось. Увиденное и услышанное настолько поражало, что кроме фразы «этого не может быть», как заезженная пластинка звучащей в моей голове, мыслей никаких не было. Кстати, я снова могу свободно распоряжаться собой: всё прошло, исчезла чужая воля. Словно и не было ничего. Как тучка, заслонившая было солнце: раз, – и пробежала. Что это было? Непонятно. О чём это я? А, о девочке-парламентёре! Господи, неужели это правда? И красноармейцы убили беззащитного ребёнка? Просто не укладывается в голове… А немцы? Ведь всего лишь минуту назад я был готов глотки перегрызть и Хольцу, и Кюхлеру! Это из-за девочки? Или из-за того, что ситуацию я видел своими глазами? Потому что на гибель красноармейцев, штурмовавших церковь, такой реакции не было. Хотя я и знал, что их убивают немцы, но лично не видел этого. А тут история другая… Впрочем, гибели девочки я тоже сам не наблюдал. Но воображение услужливо представило мне весь процесс в красках… Фух, что-то я совсем запутался. Казалось, всё предельно просто: «наши», – это русские; «враги», – это немцы. Так-то, оно, конечно, так… Но сейчас, они для меня одинаково омерзительны. Одни, – послали ребёнка на смерть, другие – убили его. Кто из них лучше?