Старая крепость

Пока пограничник меня учил, – разговорились. Выяснилось, что войну он встретил в помещении своей погранкомендатуры, которая располагалась как раз напротив Тереспольских ворот. Там же Андрей и получил своё первое боевое задание, – лейтенант Кижеватов поручил ему оповестить находящихся в Бресте командиров о начале крупной провокации немцев. Рядовой Силаев смог добраться до города, но на квартирах никого не застал. Вернувшись в крепость, понял, что пробиться в Цитадель уже не сможет, и остался здесь, на Кобринском укреплении. Среди паники и хаоса, Гаврилов занялся организацией обороны этого участка Крепости. Почувствовав твёрдую руку опытного майора, пограничник влился в разношёрстный коллектив, который удалось к тому моменту сколотить командиру 44-го стрелкового полка. Сначала дрались на валах у Северных ворот, потом пришлось отступить в форт. Как-то само собой получилось, что пограничник прибился к Гаврилову и взял на себя задачу охраны командира. Сначала их было трое: Силаев и два пехотинца, но после того, как один из приписников-западенцев выкатил под ноги майора гранату, в живых остался только Андрей.

– Считай, что в нашем полку прибыло: я теперь тоже за Гавриловым присматривать буду.

– Учту, – улыбнулся пограничник и тут же спросил:

– Слушай, говорят, – ты к нам из Цитадели пробился? Как там мои? Может, встречал кого?

– Нет, никого не видел. Думаю, пограничники с первыми же разрывами ушли на Западный остров. Если кто и остался, – то ваша комендатура была слишком далеко от меня, и что там происходило, – я не в курсе. Но ты не отчаивайся, – может, выжили твои товарищи и пробиваются сейчас с боями к нашим…

– Эх, – вздохнул Андрей, – где они сейчас, наши?

– Судя по тому, что канонады давно не слышно, – отступили прилично…

Вернувшись, Гаврилов и Касаткин сообщили, что вывод женщин и детей прошёл без эксцессов. Немцы высыпали из своих укрытий, думая, что гарнизон сдаётся. Однако, кроме нескольких перебежчиков, больше никто не показался. Поняв, что защитники о сдаче и не помышляют, фашисты вновь вернулись на позиции.

– Странно, что нас не атакуют или, хотя бы, не обстреливают артиллерией, – задумчиво потирая подбородок, произнёс Касаткин.

– Думаю, что ждут танков. Во сколько они должны подойти? – спрашивает у меня Гаврилов.

– Судя по тому, что я слышал, – не раньше десяти утра.

– Сейчас – семь… Неужели, они на эти три часа оставят нас в покое? Даже не верится.

– Мы не обидимся, – улыбается капитан.

Действительно, немцы пока не предпринимали никаких действий в отношении окружённого гарнизона. Ничего не изменилось ни в пол-одиннадцатого, ни в одиннадцать. Нет, Коломиец около десяти часов доложил, что слышит рёв двигателей какой-то техники, но этим всё и закончилось. Тишина. Нервы у всех на пределе. Между тем, наступил полдень. И тут началось…

Зазвонили сразу все три телефона, – командиры рот сообщали, что наблюдают двигающиеся к форту танки. В ответ, – отсекать огнём пехоту, лишних бойцов от амбразур убрать. Бух! Бух! Задрожал каземат, – немцы открыли огонь по валам из миномётов. Отзвонился Домиенко: танки встали, ведут огонь по амбразурам казематов внутреннего вала, пехоты не видно, потерь не имеет. После этого, связь прерывается. Прошу Гаврилова отпустить меня туда, – узнать в чём дело. Нехотя, косясь на начальника штаба, отпускает:

– Только быстро! Одна нога здесь, – другая там!

– Понял, товарищ майор! – бегом кидаюсь к выходу.

В коридоре, сжимая свою СВТ, замер у амбразуры Силаев. Смотрю поверх его головы, – ничего, кроме остатков зелёной травы внутреннего вала, не вижу. Сворачиваю налево, к ближайшей потерне. Оказавшись в ней, – кидаю взгляд в боковые амбразуры: трава, кирпичные стены казематов. Сидящие в коридоре бойцы, обняв винтовки, флегматично наблюдают за моими перемещениями. Идём дальше. Вот и отсеки внутреннего вала. Бах! Бах! Где-то наверху, в стену бьют вражеские снаряды. Звук такой, будто кто-то огромным молотком колет кирпичи. Вижу лейтенанта Домиенко, который безуспешно пытается вызвать штаб в телефонную трубку.

– Что-то со связью! Нужно послать человека, проверить линию! – кричу я ему.

Увидев меня, лейтенант кивает и кричит куда-то в сторону сидящих в простенках красноармейцев:

– Еремеев! Еремеев! Связь!

Взлетаю по лестнице наверх и еле уворачиваюсь от кувыркающегося по полу в мою сторону кирпича. Тот пролетает мимо и разбивается об стену за спиной. Ничего себе! У амбразуры лежат два припорошенные пылью тела. Сначала думаю, что бойцы мертвы, но замечаю, как после очередного удара снаряда в стену, те поднимают головы.

– Как обстановка? – кричу я им.

– Отлично! – отплёвываясь, отвечает один из красноармейцев и поворачивает ко мне голову. С трудом узнаю второго номера пулемётного расчёта.

– Евстафьев, – ты, что ли?

– Он самый! – радостно щерится тот.

– Кто там по нам лупит?

– Самоходка и три танка! Танки – тьфу! А вот эта стерва даёт прикурить!

– Где они? – пытаюсь шагнуть к амбразуре, чтобы выглянуть наружу.

– Не вздумай! – в два голоса орут пулемётчики, – башку оторвёт! Спускайся вниз или из внешнего вала смотри!