Старая крепость. Книга 3

— Мы бы тебя покачали, Василь, да грязно еще, — на минуту прерывая песню, шутит Коломеец. — Упустит какой благодарный — полетишь вниз, измажешься.

Довольный и гордый, я подпеваю хлопцам:

С завода, бодрые, шустрые,Идут они, как всегда,Мы верим в нашу индустрию:Как мы, она молода…

— А Печерица еще не вернулся? — спрашиваю я Никиту.

— Ищи ветра в поле! — хмуро бросает Коломеец.

— Его что, разве уже сняли? По телеграфу, наверное?

— Он сам снялся.

— Когда я с ним ехал…

— Куда ты с ним ехал, интересно? — пристально глядя мне в глаза, спрашивает Коломеец.

— Куда, куда! До Жмеринки ехали разом, а потом…

— Что, что? — настораживаясь, выкрикивает Никита. — Ты ехал с Печерицей до Жмеринки?!

И не успеваю я рассказать историю встречи с Печерицей в поезде, как Никита вдруг круто останавливается и кричит мне прямо в лицо:

— Чудак! Да пойми ты: это все чертовски важно! Чего ж ты раньше не рассказал? А ну, давай со мной!.. Фурман, веди за меня колонну.

Мы выскакиваем из рядов.

Ячейка, освещенная светом факелов, идет дальше, на Советскую площадь, к трибунам, неся большой портрет Христо Кабакчиева, а мы с Никитой что есть духу мчимся на Семинарскую, к большому двухэтажному дому.

ЗВОНОК ИЗ МОСКВЫ

Еще и раньше я знал одну черту Коломейца: он любил быть таинственным.

Спрашиваешь его о чем-нибудь интересном, — кажется, проще всего: ответь, не береди загадками душу человека. Так нет! Никита будет тебя мытарить, водить вокруг да около и как бы нарочно, когда ты сгораешь от нетерпения, начнет рассказывать совсем другое, чего ты и не ждешь.

Примерно так случилось и сейчас.

Увлекая меня из колонны демонстрантов к дому окружного отдела Государственного Политического Управления, Коломеец всю дорогу молчал. На все мои вопросы он отвечал одной фразой: «Потерпи малость!»

Зажимая в руках синенькие листочки пропусков, мы взбегаем наверх. Видно по всему, что Коломеец бывал здесь раньше: он взбирается по лестнице смело и решительно. Я следую за ним.

Вот и площадка верхнего этажа.

Никита уверенно входит в полутемный коридор и останавливается у дубовой двери. Он громко стучится в нее.

— Войдите! — доносится из-за двери.

Плотные, тяжелые шторы на окнах. Два застекленных шкафа. Третий — большой несгораемый шкаф — притаился в углу. Полузадернутая занавесочкой карта с флажками прибита в простенке. Под этой картой, по-видимому, изображающей линию границы, в тени настольной лампы сидит уполномоченный погранотряда Вукович — тот самый высокий блондин-пограничник, который долго бродил возле штаба ЧОНа вместе с Полевым после тревожной ночи, когда Бобырь упустил бандита, пробравшегося на крышу.

— Вот только что парень вернулся из Харькова. Говорит, что видел Печерицу в Жмеринке, — с места в карьер рассказывает Никита уполномоченному.

— Около Жмеринки, — поправляю я.

— Интересно! — говорит Вукович и приглашает: — Садитесь, пожалуйста, товарищи. Я вас слушаю.

…Почти все уже рассказано.

— Так как же все-таки называлась станция, где вы последний раз видели Печерицу? — спрашивает Вукович.

— Я спал, когда он слез.

— Это я понимаю, но когда последний раз вы видели Печерицу? — спрашивает Вукович.

— После Дунаевец… Нет, нет… Там была первая проверка билетов.

— А где была вторая? Ну вот, когда этот, в стеганке, читал литер?

— Не знаю… Поезд шел, и меня разбудили.

— Минуточку! — И Вукович заглядывает в блокнот. — Вы сказали, что Печерица спрашивал, была ли уже ревизия?

— Спрашивал.

— Где это было — в поле или на станции?

— Поезд остановился… По-моему, на станции.

— Ну вот, какая это была станция? Что было написано на стене вокзала?

— Ей-богу, не помню… Если б знал… Я ведь первый раз ехал по железной дороге…

— Может, Деражня?

— Нет… Кажется, нет…

— Черный Остров?

— Нет… нет…

— Котюжаны?

— Нет.

— На перроне светло было?

— Ага.

— А свет какой?

— Обычный. Ну, так себе, не очень ясный.

— Погодите, — Вукович морщится, — не то спрашиваю. Электричество или керосиновое освещение? А может, свечи?

— Зеленоватый такой свет из фонаря — с круглым стеклом фонарь, горелка внутри, и на шнурке на столб подымается. Ну, помните, у нас на Почтовке были в кофейне Шипулинского вот такие же самые лампы…

— Газово-калильные?

— Вот-вот! Они самые.

— А вокзал не на бугре, случайно? Лестница каменная, а перрон весь в выбоинах, да? Если, скажем, дождь сильный — лужи будут? Правда?

— Кажется, что этот самый. Бежать от вагона далеко нужно.

— И ты помнишь, наверное, что Печерица здесь не слез, а поехал дальше? — неожиданно переходя на «ты», с большим интересом спрашивает Вукович.

— Ну как же! Когда контролер проверку делал и литер его читал, это было позже, после этой станции, и он на полке еще спал.

— Наверное спал?

— Факт, спал. Хотя… может, прикидывался, кто его знает. Одно помню: видел его ясно.

— Ну, а потом ты сам заснул и видишь — Жмеринка?

— Ага.

— А Печерицы нет?

— Ага.

— Это точно?

— Точно.