Стражники переглянулись, посмотрели на начальство и получив его кивок, поспешили удовлетворить любопытство главного человека в городе. Имен они узнать не догадались, поэтому первым делом просто вывали на стол вещи арестованных.
Голова к столу подошел. С интересом поворошил вещи, а потом, некрасиво приоткрыв рот, уставился на меч.
— Быть не может, — с ужасом прошептал он, осторожно взял меч за ножны и, не рискуя его вытаскивать, долго рассматривал рукоять. Словно там могло что-то измениться. Герб, вплетенный в кленовые ветви, поплыть и пропасть. Или ворон куда-то деться. — Не может быть.
Главный стражник с интересом подошел поближе.
А голова наконец опомнился, злобно вытаращился на стражников и заорал:
— Вы кого арестовали, идиоты!
— Он вашу дочь ограбил и… — залепетал один из стражников.
А второй видимо с перепугу выдал:
— Да откуда у бродяг столько денег?! Они еще и купцов щипали, точно вам говорю!
Городской голова щелкнул от неожиданности челюстью. Вытаращился еще больше и только приготовился заорать еще громче, как дверца, ведущая к камерам, с грохотом рухнула и оттуда вышло четыре белых призрака.
Бледный стражник от неожиданности по-бабьи завизжал и с места заскочил на стол, погремев нагрудным доспехом и мечом. Второй начал пятиться, сотворять охранные знаки, а потом и вовсе попытался спрятаться за начальство.
Один из призраков, видя подобное дело, громко заржал.
Второй проникновенно завыл и пообещал откусить кому-то голову.
Третий загадочно улыбался.
А четвертый и вовсе грохнул по столу чем-то похожим на медную тарелку, согнав оттуда стражника, мрачно на всех посмотрел и потребовал:
— Поставь меч, придурок!
Голова послушно уронил меч себе на ноги и отскочил от него, как от змеи.
Призрак хмыкнул, похлопал себя по рукаву, поняв в воздух тучку белой пыли и усмехнулся. Еще раз обвел всех мрачным взглядом и поинтересовался:
— Где мое кольцо?
А из-за его спины выглянул переставший смеяться призрак и проникновенно сказал:
— А ведь у вас проблемы. Большие.
И улыбнулся. Впечатлив свалившегося со стола стражника настолько, что он заорал что-то нечленораздельное и бросился на призраков с мечом. Правда, сразу же отлетел, наткнувшись на невидимую стену, и затих на полу.
Для жен, так и не сумевших втолковать мужьям, что вызывающе одетые, завитые и размалеванные, как фарфоровые куклы, девки были лишними во время карточной игры, день тоже продолжился плохо. Сначала эти дамы дружно всплакнули, потом сели в карету и поехали домой к жене городского головы. Они там намеревались пить сливовую настойку и заедать горе медовыми пряниками.
То, что не удастся в этом доме залечить душевные травмы они поняли даже не успев выйти из кареты. По двору, как оголтелые, носились служанки. Просто бегали. Словно им кто-то приказал именно этим заняться и не прекращать до самого обеда.
В доме кто-то надрывно орал. Причем голос был мало похож на человеческий.
Нянечка и дуэнья в одном лице старшей дочери городского головы почему-то сидела на ступенях и рыдала. А за ее спиной была распахнутая дверь, за которой валялся перевернутый стол.
— Нас ограбили, — поняла хозяйка дома и картинно прижала ладони к сердцу.
— Ничего, мой гуляка разберется, — басовито пообещала гостья и первая вышла из кареты, помогла выбраться страдающей подруге и решительно поволокла ее к нянечке. Она выглядела самой вменяемой.
Как оказалось, вид этот был очень обманчив. Немолодая женщина сразу же стала цепляться за хозяйку, рыдать еще горше и лепетать какой-то бред о кольцовом проклятье и увядшей красоте былиночки.
Довольно быстро устав слушать эту полоумную, решительная жена главы стражи схватила подругу за руку и практически поволокла туда, где кто-то продолжал реветь и завывать. Пугливая хозяйка дома тряслась и никуда идти не хотела. Она бы лучше осталась нянечку утешить. Но ее никто слушать не стал.
А оказавшись на втором этаже обе дамы как-то сразу поняли, что за былиночка и что за красота там увяла. Потому что прямо посреди коридора сидела та самая старшенькая дочь, чья нянька и дуэнья столь неожиданно спятила. Она была одета в платье с вышивкой серебром на лифе, за которую добрый дедушка заплатил столько, что и сказать страшно. Платье и без вышивки было красивое, темно-зеленое, шелковое, но вышивка его делала совершенным. По мнению как дедушки, так и внучки, хотя с ними многие могли и не согласиться.
Оказалось, вытье и рев были всего лишь плачем этой невинной девы. А рыдала она потому, что как только надела на пальчик изумительно подходящее к платью колечко, так враз практически облысела из-за вспыхнувшего на голове огня. Лицо покрылось красными пятнами, стало шелушиться и чесаться, а потом еще и опухло. И, кажется, еще и нос удлинился. И пальцы стали похожи на сардельки. И изящные лодыжки превратились в колоды. И…
В общем, метафоры с девушкой произошли такие, что родная мать только по платью сначала и узнала. Да еще и нежный голосок вдруг превратился в какое-то кваканье.