Старец Горы

Изнутри дом Санлиса выглядел куда более богатым, чем снаружи. Пока что Гаспару показали только зал с камином, ныне погашенным за ненадобностью. Зато стены этого зала были обшиты деревом красноватого оттенка, пол был выложен мраморными плитками, а расставленная по углам мебель поражала глаз богатством отделки. Особенно хорош был стол, небольшой по размерам, но инкрустированный костью неизвестного зверя. В Европе обычно обходились козлами и грубо обработанными досками, на которые ставили дымящиеся блюда, но Восток, похоже, уже успел приучить к роскоши даже самых неотесанных шевалье. Теленьи, оглядев помещение, пришел к выводу, что Санлис человек куда более богатый, чем хочет это показать. По прикидкам Гаспара, обстановка и посуда, расставленная по шкафам, обошлась хозяину в весьма приличную сумму.

– Рад видеть гостя в своей скромной обители, – приветствовал провансальца худощавый человек среднего роста с невыразительным лицом и насмешливыми серыми глазами. Судя по всему, это и был шевалье де Санлис, о котором рассказывал Томас. Теленьи пожал протянутую руку и пожелал хозяину доброго здоровья. В зале горели несколько светильников, заправленных маслом, но их неровный свет не позволил Гаспару сразу же оценить красоту женщины, шагнувшей ему навстречу. Однако, присмотревшись к даме попристальней, Гаспар пришел к выводу, что супруга шевалье де Мондидье необыкновенно хороша. Жозефине едва ли исполнилось более двадцати лет, она обладала довольно высоким для женщины ростом и безупречным сложением, которое подчеркивалось хорошо сшитой коттой из бледно-розового шелка, перехваченной поясом из златотканой парчи. Верхней одеждой Жозефина пренебрегла, по случаю невыносимой духоты, опустившейся в эту ночь на Антиохию. Гаспар и сам с удовольствием бы избавился от блио, но не рискнул разоблачаться в чужом доме, в присутствие незнакомых людей. Благородный Антуан поразил Теленьи даже больше чем Жозефина. Вряд ли годами он был старше своей жены, но выразительностью глаз и тонкостью черт на редкость красивого лица мог бы с ней поспорить. Гаспар принял бы его за девушку, если бы не покрой его котты и не широкий нож за поясом, единственный, пожалуй, предмет, выдававший в нем воина и мужчину. Сам Теленьи, хоть и пренебрег кольчугой, меч с собой все-таки прихватил и сейчас растерянно теребил перевязь, пытаясь определить место, где его можно было бы пристроить. Выручил Гаспара Томас де Марль, который принял у провансальца его грозное оружие и положил на сундук, стоящий у стены.

– Я восхищен убранством твоего дома, благородный Ги, – искренне произнес Теленьи, присаживаясь к столу по приглашению хозяина.

– Пустяки, – махнул рукой Санлис. – Ты еще не привык к Востоку, благородный Гаспар. Я сам родился в хлеву, который по самонадеянности считал замком. В Кападокии у меня открылись глаза, когда я увидел, как живут местные эмиры и беки. Впрочем, глаза открылись не только у меня, но и у многих других шевалье. Скажем, убранству замка Русильон, которым владеет благородный Глеб де Руси, завидует сам багдадский султан.

– Неужели? – не поверил Теленьи, но тут же спохватился: – Впрочем, я видел сегодня наряд его супруги, который стоил целое состояние.

– А я ведь помню Лузарша нищим шевалье, у которого кроме меча да поношенного сюрко ничего не было, – улыбнулся Томас де Марль, глядя на Антуана де Мондидье масляными глазами.

– Здешние бароны и рыцари баснословно богаты, – вздохнула Жозефина, – но и скупы до крайности.

– Благородные Антуан и Жозефина были изгнаны из Джебайла без единого денье в кошельке, – сочувственно вздохнул Санлис. – Я дал несчастным приют, но, увы, не смогу обеспечить их потребности.

Если благородная Жозефина рассчитывала разжиться средствами у Гаспара, то она попала пальцем в небо. Теленьи был беден как церковная мышь, иначе никогда не ввязался бы в авантюру благородного Бертрана, вздумавшего покорить Восток, имея под рукой полтысячи рыцарей и четыре тысячи сержантов. Трезво оценив обстановку, сложившуюся в Сирии, Гаспар пришел к выводу, что графу Тулузскому не удастся оспорить власть благородного Танкреда.

– А что, разве он собирается ее оспаривать? – искренне удивился Санлис.

– Алексей Комнин назначил графа своим легатом в Сирии и Ливане.

– Ох, уж эти византийские интриганы, – всплеснул руками благородный Ги. – Ты не представляешь, шевалье, скольких людей они погубили своими посулами. Танкред не только не отдаст Бертрану Тулузскому Северную Сирию, он сделает все, чтобы не дать ему утвердиться в Ливане.

– Но ведь нас приняли с такой пышностью, словно хотели заслужить наше расположение, – нахмурился Теленьи. – Граф Бертран, тронутый гостеприимством нурмана, готов похлопотать о нем перед императором Алексеем. Но, разумеется, после того, как Танкред передаст ему Антиохию. Ведь судьба этого города решена после того, как Боэмунд потерпел поражение под Дураццо и подписал позорный договор.

– Где тот Дураццо, а где Антиохия, – засмеялся Томас де Марль.