Старец Силуан Афонский

Для совершения художественной умной молитвы удобным внешним условием является возможно полный покой от всяких чувственных раздражений, и прежде всего — темнота и тишина. Старец, как и все вообще безмолвствующие, вынуждался искать эти внешние удобства. Здесь мы скажем о некоторых известных нам несущественных мелочах его жизни. Будучи еще сравнительно молодым, он ради безмолвия «выпросился» у Игумена на Старый Русик, где построил себе небольшую отдельную «калибку» недалеко от общежительного корпуса (5 минут ходьбы в юго-восточном направлении). Там он принимал и Отца Стратоника. Недолго он прожил на Старом Русике; его снова перевели в Монастырь и назначили экономом. Тогда он закрывался в своей келлии, будильник убирал глубоко в шкаф, чтобы не слышать его тиканья, а иногда толстую шерстяную монашескую шапку нахлобучивал так, что она закрывала ему и глаза и уши. Когда он стал заведовать продовольственным магазином, который находится вне стен Монастыря, тогда в обширном помещении магазина он устроил себе удобный для безмолвия угол и там проводил ночи, приходя в храм на утреню, перед началом которой открывались ворота Монастыря. В магазине он еще больше простудился и много страдал от ревматизма. Болезнь вынудила его последние годы жизни зимою оставаться в келлии внутри Монастыря, которую он хорошо отапливал. Последняя келлия его была на том же этаже, где находится келлия Игумена. Ночью он нередко ходил в другую маленькую келлию, служившую ему дровником; находилась она на том же этаже, в ряду с такими же келлиями, обращенными после умаления числа братий в дровники, в глухом и глубоком коридоре-тупике с чрезвычайно толстыми каменными стенами. В этом каменном мешке он имел и большее уединение, и полную тишину и мрак.

Для внешнего наблюдателя Старец до конца своих дней пребывал «обычным» человеком. Жил он, как вообще живут хорошие монахи: исполнял послушание, хранил воздержание во всем, соблюдал монастырские уставы и порядки; причащался два раза в неделю; в посты — три раза. Работа его в магазине была несложною, а для его сил и легкою; отнимала она сравнительно, мало времени, хотя и требовала присутствия в магазине днем. До конца он пребыл спокойным и благодушным; никаких надрывов, ни страстных искажений во всем его внутреннем и внешнем облике не было. Как действительно опытный аскет, он умел не выявляться внешне, предстоя Отцу, по заповеди Господней, втайне. До конца он оставался далеким от мирских интересов и безразличным к вещам мира сего, но в глубоком сердце своем он непрестанно носил огонь любви Христовой.

IX

О БЛАГОДАТИ И О РОЖДАЕМОМ ЕЮ ДОГМАТИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ

В ПИСАНИЯХ Блаженного Старца постоянно повторяется слово — благодать. Для лучшего понимания, что должно разуметь под эти словом, позволим себе остановиться на том, как понимает благодать православный монах.

В русском слове Благодать выражена отчасти богословская идея о ней, понимание ее природы, а именно: благой дар Бога, или дар благодати Божией; несозданная надмирная сила (энергия) Божества.

Человек создан по образу Бога-Творца. В существе тварного человека нет ничего несозданного. Сей тварный образ Бога не может быть причастным Божественной сущности, но он наделен способностью вступить в общение с несозданным Божеством чрез причастие Его благодати. И хотя не причастен человек Божественной сущности, однако, чрез благодать он становится общником Божественной жизни.

Благодать, как несозданная энергия Бога, по православному пониманию, есть — «Божество». Когда Божество благоволит соединяться с человеческим существом, тогда человек видит, ощущает в себе действие Божественной силы, преображающей его, делающей его богоподобным уже не только потенциально, «по образу», но и актуально, «по подобию» бытия. Благодать-Божество освящает человека, обожает его, т. е. творит его богом.

Заповедь Христа не есть, как уже мы говорили, этическая норма, но она сама в себе есть вечная божественная жизнь. Естественный человек этой жизни в своем тварном существе не имеет, и потому творить волю Божию, т. е. жить по заповеди Божией, человек своею силою не может; но ему свойственно стремиться к Богу, к блаженной вечной жизни. Стремления естественного человека так и оставались бы только стремлением без возможности их реального осуществления, если бы не приходила навстречу Божественная сила — благодать, — которая сама в себе и есть искомое, т. е. вечная божественная жизнь.