Старфайндер

Дождавшись, пока Смотритель спрячет свой костюм Минотавра в потайном шкафу, они вскоре вышли из лабиринта и попали в переполненную людьми комнату, почти такую же огромную, как Пенсильванский космодром. Сначала Билл Хардинг подумал, что это и есть Пенсильванский космодром и эти люди дожидаются своих кораблей; затем он понял, что это своего рода музей, и догадался, что эти люди ничего не ждут, а разглядывают предметы в витринах, стоящих вдоль стен, и саркофаг, окруженный оградой из кованого железа, под полом в самом центре комнаты.

Некоторые люди были ему знакомы. Он узнал Джорджа Вашингтона, Флоренс Найтингейл, Марка Аврелия, Дэвида Бринкли[32] Теодора Рузвельта, Оноре де Бальзака (двух Оноре де Бальзаков), Джо Намата[33] Наполеона Бонапарта, Альфрагара Бума, Бенвенуто Челлинни, Чета Хантли[34]

сенатора Тропвейта Смита-Джонса-Ш, Мэри Пикфорд, Филлипа Абабского, Клиффорда Ирвинга[35] Нефертити, Уильяма Шекспира, Мухаммеда Али, Джима Джеммерсена и Лоренса Велка[36] Возможно, он узнал бы и остальных, однако в основу материала, которым Смотритель мысленно снабжал разнообразных грузовесочников, устанавливая постоянное общение с ними, были взяты бюсты, почтовые марки, дагерротипы, фотоснимки, портреты и художественные замыслы, а, что еще хуже, память ему то и дело изменяла. Еще больше сбивало с толку то, что псишеэктомисту то ли не нравились костюмы соответствующих эпох, то ли он забыл, что мода менялась. В любом случае все эти выдающиеся люди, и мужчины, и женщины, сейчас были одеты так же, как и он сам: в голубоватосиреневые полукомбинезоны и берцы электротехников.

— Вы не подозреваете об этом, — произнес псишеэктомист, вошедший в комнату раньше Билла Хардинга и Глории Грандо-нуиллз, — но вы находитесь в недавно открытой Мемориальной библиотеке Смотрителя. Позвольте показать вам кое-что из хранящихся здесь памятных вещей и уникальных предметов, которые по прошествии веков обретут величайшую галактическую славу, благодаря постоянному паломничеству в это благословенное святилище, где он некогда ходил, дышал и говорил, убеждая его в надежности его места в рядах Великих Людей Всех Времен.

Глория Грандонуиллз сказала:

— Я прилетела сюда, чтобы сделать псишеэктомию, а не чтобы пялиться на паршивую дряхлую библиотеку богатого самовлюбленного эгоманьяка с комплексом Великого Человека. И вообще, ты еще не совсем умер — умер на 99,99%.

— Принимая во внимание, что этот человек собирается для нас сделать, ты не очень вежлива, Глория, — заметил Билл Хардинг.

Та парировала:

— Принимая во внимание, что он уже мне сделал и сколько собирается запросить с меня за что-то еще, я считаю, что с ним еще не так надо бы разговаривать.

— Вот там, Билл Хардинг, моя коллекция курительных трубок, — произнес Смотритель. — Среди них есть редчайшие пеньковые трубки с Оттисбаги-ХІІІ и одна из настоящего бриара «тукка фрутта» с Халпа-ХХП. Идемте-ка.

Билл Хардинг поставил на пол свой рюкзак и вместе со Смотрителем протиснулся через толпу посетителей, оставив Глорию Грандонуиллз стоять у стены рядом группой беседующих людей, среди которых были Бенджамин Франклин, Федор Достоевский, Анна Болейн, Леонардо да Винчи и Уолтер Кронкайт.

Показал Хардингу коллекцию трубок, Смотритель повел его на большую экскурсию по остальной части огромного помещения. Здесь были коллекции почти всего на свете: монеты, марки, колорадские жуки с Грооса-Ш, бабочки с Болота-IX, туманные моли с Солнца-Ш, примитивные шариковые ручки и окаменелые земные ивовые сережки.

Судя по толпе посетителей вокруг, коллекция ивовых сережек пользовалась наибольшей популярностью.

— Великолепно! — воскликнул один из них восхищенно.

— Превосходно! — светясь от радости, вторил ему другой.

— Делать шарман! — выкрикнул третий (Билл Хардинг узнал в нем одного из Бальзаков). — Жамэ я не видать похожий чьючесс! Волшебн! Волшебн! Волшебн!

По завершении обхода цокольного этажа Смотритель провел гостей по узкой лестнице на галерею, окаймлявшую комнату примерно в двадцати футах от потолка. Она была отдана исключительно портретам, для которых он позировал в разные периоды

жизни. Их насчитывались без преувеличения тысячи, и на каждом он был с бородкой. Даже в возрасте шестнадцати лет, на самом раннем из портретов, он все равно отчасти смахивал на козла.

— А теперь, — театрально произнес он, останавливаясь перед дверным проемом, за которым неведомо куда поднималась изящная винтовая лестница, — главное!

Следом за псишеэктомистом двое людей взобрались по ступеням в маленькую круглую комнату со сводчатыми окнами, откуда была видна вся долина. Посреди комнаты стояли стол и стул, а на столе — чернильница с торчащим из нее пером. Рядом лежала стопка бумаги, а близ нее — издание «Анатомии поэзии» Мухаммада Али с серебряным тиснением на переплете.

Верхний лист бумаги покрывал тонкий неразборчивый почерк. Смотритель взял его. Откашлявшись, он прочел: