Старфайндер

Он может долгие годы жить в чреве кита... Да, но только там. Ведь когда кит умрет, его выбросит в настоящее, и шанс, что он вынырнет на поверхность на расстоянии полета «Старейнджера» от пригодной для жилья планеты, очень мал. Правда, кит не умрет в Аристотелевом смысле этого слова, но едва ли космос проводит такое разграничение. Нет, кит обречен стать руиной в дальнем космосе, а Старфайндер обречен жить в его чреве остаток своих дней, на что была бы обречена и Сили, если бы он не отправил ее на Землю. Возможно, в этом настоящая причина, почему кит выгнал его из корабля вместе с ней.

Он испытывает извращенное мимолетное удовольствие от перспективы провести остаток дней в чреве мертвого кита с единственной собеседницей — мертвой женщиной. Он будет каждое утро приносить ей свежий букет печальниц и «беседовать» с ней по вечерам. Каждую ночь, покидая ее гробницу, чтобы удалиться к сладким снам о ней, он будет посылать ей воздушный поцелуй. Затем здравый смысл возвращается к нему, и он понимает, что не хочет такого существования. Он останется там, где есть, и, когда кит умрет, умрет тоже. От истощения или от удушья — что придет первым.

Вдруг он сознает, что не один в своей «могиле».

* * *

Он смотрит, как она появляется из синевы, и не может шелохнуться в своем углу.

На ней белый скафандр, в котором она умерла. Ее руки, когда-то одеревенело вытянутые вперед, расслабленно висят вдоль тела.

Он наблюдает, как она медленно идет к розе, и его разум, мгновенно оцепеневший при ее появлении, вновь обретает способность функционировать, и он понимает, как у нее появилась возможность восстать из мертвых.

В Бездне узкой границы, разделяющей жизнь и смерть, нет. Жизнь переходит на сторону смерти, смерть переходит на сторону жизни.

Но почему она возвратилась к жизни? И зачем появилась в его «могиле»?

Синева смазывает ее черты, и ему не видны ее глаза. Но он уверен — они открыты. Если она видит его, то ничем этого не выдает и продолжает идти к розе.

Он по-прежнему не может пошевелиться.

Подойдя к розе, она опускается на колени и кладет руку на почерневший стебель, и смерть, которая не есть жизнь, и жизнь, которая не есть смерть, устремляются в мертвую ткань и одолевают тот привычный круговорот жизни и смерти, который стал причиной гибели стебля... и стебель меняет цвет на синий, и синева мчится к лепесткам розы. Лепестки светлеют, а еще более глубокая синева заполняет камеру.

Тогда она выпрямляется и разворачивается.

Она уходит тем же путем, каким пришла.

Ему хочется окликнуть ее, умолять не возвращаться в свою могилу. Но губы точно срослись, и он не может проронить ни звука. Фосфоресценция перестает моргать. Синева усиливается, превращается в занавес, который скрывает от глаз силуэт девушки. Паралич отпускает его, и он громко кричит: «Вернись!» — и бросается вперед сквозь синий занавес, опустившийся между ними. Но за ним никого нет.

Он находит ее очень нескоро — после того как снова запечатал камеру и механическую мастерскую и восстановил контакт с китом; кит всплывает из Бездны к поверхности, и тогда он находит ее в ее гробнице. За покрытой изморозью лицевой пластиной шлема ее глаза закрыты; замерзшие слезы по-прежнему побле-

скивают на щеках. На льду, превратившем ее скафандр в сияющие доспехи, нет никаких повреждений. Все так, словно она никогда не покидала свой холодильный шкаф-гроб. В Аристотелевом смысле это так и есть.

Он вздыхает. По крайней мере я видел, как она шла. Не по весенней улице, не с развевающимися на апрельском ветру волосами. Но по крайней мере я хоть какое-то время видел, как это могло быть. До того как я объявился и убил ее.

Он отправляется на корму, срывает новый букет и, вернувшись, кладет у ее ног.

Глава 8. Космический кит, пространство-время

Первой заботой кита — а как же иначе — после полного восстановления сознания стала Сили:

Старфайндер, погруженный в печальные раздумья, сидит на мостике. Почему кит, ты не спрашиваешь меня, как вышло, что ты жив и здоров, когда согласно всем руководствам ты должен быть мертв?

Но кит не обращает внимания на его вопрос.

И снова спрашивает: