Старик Хоттабыч

– Как же мне было не кричать, когда над тобой нависла страшнейшая из возможных опасностей! Прямо на нас нёсся, изрыгая огонь и смерть, великий шайтан Джирджис ибн Реджмус, внук тётки Икриша!

– Какой там Джирджис! Какая тётка? Самый обычный паровоз!

– Не собирается ли мой юный повелитель учить старого джинна Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба, что такое шайтан? – язвительно осведомился Хоттабыч.

И Волька понял: объяснять ему, что такое кино и что такое паровоз, – дело не пяти минут и даже не часа.

Отдышавшись, Хоттабыч смиренно спросил:

– Чего бы тебе хотелось сейчас, о драгоценнейший зрачок моего глаза?

– Будто не знаешь! Избавиться от бороды!

– Увы, – сокрушённо ответствовал старик, – я ещё бессилен выполнить это твоё желание. Но нет ли у тебя какого-нибудь другого желания? Скажи, и я его в тот же миг исполню.

– Побриться… И как можно скорее!

Спустя несколько минут они были в парикмахерской.

Ещё минут через десять усталый мастер высунулся из распахнутых дверей мужского зала и крикнул:

– Очередь!

Тогда из укромного уголка подле самой вешалки вышел и торопливо уселся в кресло мальчик, с лицом, закутанным в драгоценную шёлковую ткань.

– Прикажете постричь? – спросил парикмахер имея в виду причёску мальчика.

– Побрейте меня! – ответил ему сдавленным голосом мальчик и снял шаль, закрывавшую его лицо по самые глаза.

VII. Беспокойный вечер

Хорошо, что Волька не был брюнетом. У Жени Богорада, например, щёки после бритья стали бы отсвечивать синевой. А у Вольки, когда он вышел из парикмахерской, щёки ничем не отличались от щёк всех его сверстников.

Шёл уже восьмой час, но ещё было совсем светло и очень жарко.

– Нет ли в вашем благословенном городе лавки, где продают шербет или подобные шербету прохладительные напитки, дабы смогли мы утолить нашу жажду? – спросил Хоттабыч.

– А ведь верно! – подхватил Волька. – Хорошо бы сейчас холодненького лимонаду или крюшону!

Они зашли в первый попавшийся павильон фруктовых и минеральных вод, сели за столик и подозвали официантку.

– Пожалуйста, две бутылки лимонной воды, – сказал Волька.

Официантка кивнула головой и пошла к стойке, но Хоттабыч сердито окликнул её:

– А ну, подойди-ка поближе, недостойная прислужница! Мне не нравится, как ты ответила на приказание моего юного друга и повелителя.

– Хоттабыч, перестань, слышишь! Перестань… – зашептал было Волька.

Но Хоттабыч ласково закрыл ему рот своей сухой ладошкой:

– Не мешай хоть мне вступиться за твоё достоинство, если сам ты, по свойственной тебе мягкости, не выбранил её…

– Ты ничего не понял! – не на шутку испугался Волька за официантку. – Хоттабыч, я же тебе русским языком говорю, что…

Но тут он вдруг с ужасом почувствовал, что лишился дара речи. Он хотел броситься между стариком и всё ещё ничего не подозревавшей девушкой, но не смог пошевельнуть ни рукой, ни ногой.

Это Хоттабыч, чтобы Волька ему не мешал в том, что он считал делом своей чести, легонько прищемил большим и указательным пальцами левой руки мочку Волькиного правого уха и тем обрёк его на молчание и полную неподвижность.

– Как ты ответила на приказание моего юного друга? – повторил он, снова обращаясь к официантке.

– Я вас не понимаю, гражданин, – вежливо отвечала ему девушка. – Приказания никакого не было. Была просьба, и я пошла её выполнять. Это во-первых. А во-вторых, у нас не принято «тыкать». У нас принято обращаться к незнакомым людям на «вы». И меня удивляет, что вам это неизвестно, хотя это известно любому культурному советскому человеку.

– Ты что ж, учить меня хочешь?! – вскричал Хоттабыч. – На колени! Или я превращу тебя в пыль!..

– Стыдитесь, гражданин! – вмешалась кассирша, наблюдавшая за этой возмутительной сценой, благо посетителей, кроме Вольки с Хоттабычем, в павильоне не было. – Разве можно так хулиганить, тем более в ваши годы!

– На колени! – прорычал вне себя Хоттабыч. – И ты на колени! – указал он перстом на кассиршу. – И ты! – крикнул он второй официантке, спешившей на помощь своей подруге. – Все три немедленно на колени и молите моего юного друга, чтобы он вас помиловал!

С этими словами он вдруг стал расти в размерах, пока не достиг головою потолка. Это было страшное и удивительное зрелище. Кассирша и вторая официантка упали в обморок от ужаса, но первая официантка, хоть и побледнела, спокойно сказала Хоттабычу:

– Стыдитесь, гражданин! Ведите себя, как полагается в общественном месте… И если вы порядочный гипнотизёр…

Она думала, что старик проделывал над ними опыты гипноза.

– На колени! – снова проревел Хоттабыч. – Я кому говорю – на колени?!

За три тысячи семьсот тридцать два года его жизни это был первый случай, когда обыкновенные смертные осмеливались ослушаться его приказаний. Хоттабычу казалось, что это роняет его в глазах Вольки, а ему страшно хотелось, чтобы Волька уважал его и ценил его дружбу.

– Падай ниц, о презренная, если тебе дорога жизнь!