Старики и Бледный Блупер

Я поднимаюсь. Чувствую себя как дерьмо мертвячье. Выхожу к фасаду дома. Машу белокурому командиру танка. Он разворачивает пулемет пятидесятого калибра и целится в меня. Я встаю в полный рост на краю крыши. Машу руками: «Все чисто».

Командир танка поднимает вверх большие пальцы.

Выдергиваю кольцо и швыряю на крышу зеленую дымовую гранату.

Ковыляю к куполу и слезаю в библиотеку.

Стропила уже успел запрыгнуть в библиотеку и теперь несется вниз по побитым осколками ступеням.

Спустившись и выйдя на улицу, я вижу, как танк подкатывает к последнему дому, который пока еще цел. Еще раз сообщаю жестами «Все чисто», и командир танка одаряет меня еще одной улыбкой, еще раз выставляет вверх большие пальцы, а потом танк стреляет, разнося второй этаж. Делает еще один выстрел, разнося первый этаж.

Огромное механическое тело командира танка удовлетворенно рычит и с грохотом удаляется.

Ковбой бежит мне навстречу. Шлепает меня по руке. «Смотри! — Ковбой осторожно дотрагивается до правого уха. — Смотри!» В его правом ухе — аккуратная круглая дырочка, а в верхней части левого — полукруглая царапина. «Видишь? Легкое "Сердце"! Пуля пробила каску сзади, прошла вокруг всей головы, потом вылетела и попала в руку… — Ковбой поднимает правое предплечье, которое уже успели перебинтовать. — Нет, ты видел этот танк? Круто работал, да? Что за прелесть».

Док Джей подбегает к Ковбою, грубо его хватает, силой усаживает. Ковбой сидит на расщепленном обрубке бревна, а тем временем Док Джей срывает обертку с перевязочного пакета и обматывает бинтом окровавленную голову Ковбоя.

Мы с Алисой обходим дом, заходя к нему сзади.

Обнаруживаем там Стропилу, который стоит над снайпером, отхлебывая из бутылки «Кока-Колы». Стропила ухмыляется. Он говорит: «С Кокой дела идут лучше!»[138]

Подходит Скотомудила, и Стропила говорит: «Смотрите! Смотрите!»

Мы обступаем снайпера. С огромными усилиями снайпер втягивает в себя воздух. Кишки вылезли через пулевые отверстия цветными пластмассовыми трубками. Задняя часть бедра снайпера и правая ягодица оторваны. Она скрипит зубами и повизгивает, как собака, сбитая машиной.

Младший капрал Статтен подводит свою огневую группу к снайперу.

— Гляди-ка, — говорит младший капрал Статтен. — Девчонка. Ну и разворотило же ее!

— Посмотрите на нее! — говорит Стропила. Он расхаживает вокруг стонущего куска развороченного мяса. — Посмотрите на нее! Правда, я крут? Правда, я грозен? Я ль не душегуб? Я ль не сердцеед?

Алиса наклоняется, расстегивает полевой ремень снайпера и выдергивает его из-под тела. Снайпер слабо стонет. Что-то говорит нам по-французски. Алиса швыряет окровавленный ремень Стропиле.

Снайпер начинает молиться по-вьетнамски.

Стропила спрашивает: «Что она говорит?»

Я пожимаю плечами. «Какая разница?»

Скотомудила сплевывает. «Стемнеет скоро. Потопали-ка обратно в роту».

Я говорю: «А с гучкой что?»

— Да хрен с ней, — говорит Скотомудила. — Пускай тут гниет.

— Нельзя ее вот так оставлять, — говорю я.

Скотомудила делает гигантский шаг ко мне, наезжает.

— Слышь, мудак, Ковбоя ранило. Ты только что друзей потерял, урод. Я руковожу этим отделением. Пока меня не разжаловали, я взводным сержантом был. И я говорю — гучка эта здесь останется, крысам на потеху.

Стропила защелкивает на себе северовьетнамский ремень. У ремня тускло-серебристая пряжка со звездой, которая выгравирована посередине.

— Джокер — сержант.

Скотомудилу это весьма удивляет. Он глядит на Стропилу, потом на меня. Наконец произносит:

— Тут это ни хрена не катит. Мы в поле, урод. Ты ни хрена на хряк. Не тянешь ты на хряка. Хочешь со мной схлестнуться? А? Смахнемся?

Я говорю:

— Меня этим отделением командовать за миллион долларов не заставишь. Я просто говорю: нельзя эту гучку вот так тут оставлять.

— А мне-то что? — говорит Скотомудила. — Давай, похерь ее.

Я говорю:

— Не, я не буду.

— Ну, тогда по коням. Выдвигаемся… Незамедлительно.

Я гляжу на снайпера. Она хныкает. Я пытаюсь прикинуть, чего бы сам желал, лежа вот так полумертвым, в страшных мучениях, среди врагов. Заглядываю ей в глаза в поисках ответа. Она видит меня. Она понимает, кто я: человек, который положит конец ее жизни. Мы стали близки, мы повязаны кровью. Я начинаю поднимать «масленку», а она — молиться по-французски. Я дергаю за спусковой крючок. Бах!. Пуля входит снайперу в левый глаз и, выходя, отрывает затылочную часть головы.

Отделение застывает в молчании.

Потом Алиса фыркает, сверкает широкой улыбкой.

— А ты крутой чувак. И почему ты не хряк?

Ковбой с Доком Джеем появляются рядом со мной.

Ковбой говорит:

— Мудила, я пригоден для дальнейшей службы. Благодарю за службу, Джокер. Ну, ты и крут.

Скотомудила сплевывает. Делает шаг вперед, наклоняется, выхватывает мачете. Одним могучим ударом отрубает ей голову. Он хватает голову за длинные черные волосы и высоко ее поднимает. Смеется и говорит:

— Да упокоятся обрубки твои, сука, — снова ржет. Идет по кругу и тычет окровавленным шаром в наши лица. — Крут? Кто крут? Теперь кто крут, уроды?

Ковбой глядит на Скотомудилу и вздыхает.

— Джокер крут, Мудила. А ты… Ты просто скотина.