Старики и Бледный Блупер

Голос Бобра нудит в темноте. «Мы, бывало, честно расходились во мнениях, рядовой Джокер, но я искренне хочу, чтобы Вы знали, что я всегда относился к Вам с большим уважением».

— Давай лучше про геру поговорим.

Кто-то говорит: «Бобер торгует — вас понял — сообщение принято — герой!»

Черный Джон Уэйн говорит, подначивая: «Э, Бобер, а когда поговорим о награде, что ты за голову Джокера назначил?»

Я говорю: «Джей-У, да не спорь ты с этой рыготиной. Все равно до него не дойдет».

— Верно, — отвечает Черный Джон Уэйн. — Точно, не дойдет.

Бобер говорит: «Послушайте, ребята, мне все же очень хочется дойти до сути этой проблемы. Будет полезнее, если мы во всем разберемся раз и навсегда. Но, похоже, до конца мы никогда всего не узнаем. Мне так хочется вам помочь. Может, этот капитан, про которого вы говорите, был убит в бою. Может, до него Бледный Блупер добрался».

Кто-то произносит: «Херня — тот «клеймор» кто-то в шкиперском блиндаже поставил. Что, Бледный Блупер по проволоке ходить умеет?»

Бобер говорит: «Мне неизвестны все факты по этому делу, но я разберусь. Обещаю. Я подам бумаги в уголовный отдел с просьбой провести расследование. Они пришлют официальный отчет о предполагаемом происшествии».

— Заткнись, — говорю. — Заткнись к херам.

— Что? — говорит Бобер. — Простите, не понимаю, что Вы имеете в виду.

Черный Джон Уэйн говорит: «Сказано тебе — заткнись. Делай, что говорят, а то я всю белизну из твой жопы выбью».

Бобер произносит очередную речь: «Слушайте, сержант, переживать причины нет. Давайте не будем горячиться, ладно? Возможно, Вы и правы. Может, нам всем стоит успокоиться и обо всем еще раз подумать, и мы сможем найти логичное объяснение. Но я убежден в том, что нам надо хотя бы попробовать сначала собрать все факты, чтобы не перескакивать к скороспелым выводам».

Морпехи в блиндаже молчат, ждут, что будет дальше.

По «Радио Вооруженных Сил» Билли Джо чего-то там бросает с моста Таллахачи-Бридж.

* * *

И вдруг половину блиндажа заливает тусклый свет осветительных ракет, вспыхивающих снаружи.

Лицо Черного Джона Уэйна, как под холодным светом фотовспышки, застывает черной твердой маской из эбенового дерева. Взгляд пронизывает Бобра.

На Черном Джоне Уэйне — тропическая форма, перекрашенная в черный цвет. Вокруг шеи тяжелое ожерелье из «лимонок». Здоровый мужик. Черный Джон Уэйн пришел в жизнь черным гигантом, чудищем, набрался крутости в уличных драках, а когда достаточно окреп и вырос, занялся культуризмом.

Бобер на взгляд — бледный лопушок, с бульдожьим носом и пухлыми конопатыми щечками. На нем футбольная фуфайка, джинсы, кроссовки и синяя бейсболка с большими белыми буквами NY на боку. В отличие он всех остальных, оружия при Бобре нет. Бобер похлопывает себя по ладони бамбуковым стеком. На конце стека — начищенная средством «Брассо» гильза от патрона 45-го калибра.

Эдди Хаскелл сидит в углу блиндажа на бамбуковом рундуке, ковыряя лишайную корку на икре острием штыка. Тощий рыжий крысенок с лицом как у голодного хорька. Он поднимает глаза, втыкает штык в мешок с песком, сдвигает лежащий на коленях помповый дробовик в положение «на грудь».

Кусок — возле входа, втискивается в тень.

Черный Джон Уэйн встает и полусогнувшись идет, пробираясь через дюжину черных морпехов в черной тропической форме. Он наклоняется к Бобру и прочищает горло. «Джокер знает, что ты — дьявольское отродье, потому что Джокер наш голубоглазый черный брат».

Из потертого оранжевого тропического ботинка с личным жетоном на шнурке Черный Джон Уэйн вытягивает опасную бритву с рукояткой из слоновой кости. Наружу выскакивают шесть дюймов[183] высококачественной хирургической стали, такие острые блестящие бритвы только для парикмахеров-частников делают.

Годзилья лапа Черного Джона Уэйна вкручивается в футбольную фуфайку Бобра и швыряет его на себя как куклу. Бритва взлетает прямо к розовому горлу Бобра.

Черный Джон Уэйн говорит Бобру: «Отставишь вранье свое, или хочешь стеклянный глаз заиметь?»

Эдди Хаскелл дергается, я бросаюсь на него через блиндаж. Хватаю за воротник и пригибаю вниз. Прежде чем он успевает поднять из грязи свой дробовик, я с силой упираю ему в макушку свой русский офицерский «Токарев» 9-миллиметрового калибра.

Эдди Хаскелл обмякает, стонет, пытается подняться. Какое-то мгновение восхищаюсь его поведением, а затем отключаю его рукояткой пистолета. Крепкая же голова у него — как снарядная оболочка.

Все в отделении замерли.

Кто-то говорит: «Праздник зверства! Праздник зверства!»

— НА ТЕБЕ!

Я поднимаю руку, чтобы засувенирить Куску ласковый шлепок по морде.

Кусок роняет M16 и выскальзывает из блиндажа.

Слышу, как он убегает, с трудом выдирая ноги из грязи.

Бобер отчаянно пытается выдраться из замка захвата, в который его взял Черный Джон Уэйн. Увидев, что остался без телохранителей, он начинает вопить и дергаться. Но Черный Джон Уэйн зажал Бобра мертвой хваткой, и отпускать не намерен.

Отсветы от осветительных ракет по-прежнему падают в блиндаж. Должно быть, снаружи творится что-то очень серьезное. Слышны крики, топот, беспорядочный огонь из стрелкового оружия.