Да, смерть потеряла над нами права.
Страдавшие, вы не уйдете бесследно.
В мученьях, на дыбе и на колесе,
Поправ палачей, вы воспрянете все.
Вас тщетно звериная злоба терзала:
Пусть дрогнула вера — она не увяла.
Мечтавшие, вы вознесетесь победно
Над миром, конец обращая в начало,
И смерти вовек не узнать торжества.
Ты, смерть, умерла, умерла навсегда!
Крик чаек угасшего слуха не тронет,
Страдальца, что пал, не разбудит прибой,
Цветку, что увял, не умыться росой,
Но павший увенчан — и вечностью взыскан,
И к сонму причислен, безумец святой.
Нездешняя сила сиять вам судила,
Покуда сияет дневное светило —
И смерти вовек не узнать торжества.
Расцвел нарцисс
* * *
Расцвел нарцисс. Холодный март стоит,
А он поднялся — и в меня глядится.
Сыра земля, царица Анаит,
Спроси любимчика, чиста ль водица?
Зороастрийский юноша уныл.
От горестей, что март ему пророчит,
Сутулится, лицо свое склонил —
И в зеркале узнать себя не хочет.
* * *
Осип и Франц на ранних снимках похожи —
Две молодых чудесных еврейских рожи.
Если вглядеться в тексты — и тут родство:
Этот мечтал забористее того.
Бога искали оба — и в дурь съезжали,
Вот и чудны оставленные скрижали.
Бог и подавно только себя искал.
Тоже еврей по матери, радикал.
Грезя Гулагом, университет забросив,
Франца читает Осип, бывший Иосиф.
* * *
Из лучистой материи всё сплетено —
Отчего же в чулане темно?
Где сияло, мерцало, томило, влекло,
Там тю-тю — и стоит помело.
Из лучистой энергии вышла фигня.
Милый друг, погляди на меня.
Разве не был я некогда светлым лучом?
Как я сделался старым хрычом?
* * *
Вчера сплошной пустыней степь была,
Но отступает север,
Из ничего является пчела,
Благоухает клевер.
Ошеломляющая даль видна
С любого полустанка.
Со мной твоя мечта, твоя весна,
Эмилия, сестра-американка!
Пчеле поможет стреловержец-бог
Своею жаркой речью —
И медоносный женственный цветок
Раскроется навстречу.
Животворящая мечта вспорхнет
С компьютерной страницы.
У птиц медовый месяц каждый год,
Но чем же мы не птицы?
* * *
Бессмертную-то — что ж и не продать?!
Как тот пятак, она в себя вернется,
А тутошнее — склонно увядать:
Сегодня бьется, завтра — разобьется.
К ее устам не поднесут стекла.
Застенчиво, но никогда не сыто
Глядит на преходящие дела
Аленушка, она же — Карменсита.
Ей нравится на этом берегу,
На тот — она отправится без спросу.
Нет, лучше я поберегу,
А либертинку отпущу к матросу.
Меж сверстников я друга не нашел
* * *
Меж сверстников я друга не нашел —
Не нужно и читателя в потомстве.
Отталкивает душу произвол
В подобном половинчатом знакомстве.
Да что! Потомок вдумчивый тавро
На мне поставит недочеловека:
Компьютер мой — гусиное перо,
Мой jumbo jet — скрипучая телега.
Вообразим читателя на миг.
Вот он глядит из языка чужого,
Из той страны, где больше нету книг
И выветрилось царственное слово.
Он, может, и прочтет меня взахлеб,
Да мне в его компании не выжить.
Очнись хоть Пушкин — тотчас прыгнет в гроб,
Чтоб только нас не видеть и не слышать.
Потомку нужен предок. Он урок,
Мораль и миф добудет из потемок.
Он заработает на мне кусок.
Но чужд и гадок пращуру потомок.
* * *
Евгений... Какое красивое имя: Евгений!
Я девственный вижу аттический мрамор ступеней.
Я Пушкина слышу. Я слышу раскаты геройской
Музыки: идет полководец Евгений Савойский.
А вот и народ, этим именем одушевленный:
Многомильонный Евгений удешевленный.
В толпе и поэт-попрошайка с улыбкою свойской.
Что слышно? Захаживай в гости, Евгений с авоськой.
* * *
Они прослышали, что есть литература,
И ну себе писать веселою гурьбой.
Гречанка луврская, не куксись, что с тобой!
Неужто на дитя смотреть мы станем хмуро?
* * *
Не прощай. Да и я не прощу.
Что нам эта поблажка?
Слово тяжко ложится в пращу.
Слову дышится тяжко.
Не прощу, потому что живем,
И — с надеждой на чудо.
Не прощай, потому что вдвоем
Нам не скучно покуда.
Не прощу для того, чтоб любить
И к мечте прикоснуться.
Не прощай, потому что простить —
То же, что отвернуться.
Перед отроком вещим неправ,
Равнодушен к святыне,
Точным словом убит Голиаф
Суеты и гордыни.
АКЫН
Нет, старость — благо. Для живых —
Спасение в склерозе
От зарисовок путевых,
Рифмованных и в прозе.
Европы трепетный вассал
Шалеет перед нею:
Пришел, увидел, написал,
Да жаль, что ахинею.
* * *
Из тьмы выходит Эос
С пурпурными перстами.
Гонимый и гонитель
Меняются местами.
Теперь гонимый гонит —
И шеи не считает.
В цепях сидит гонитель
И кодекс не листает.
Мальчишка-повелитель
Сидит на шатком троне.
Рождается мыслитель
В поверженном драконе.
Блаженный космос занят
Блаженной чехардою.
Девчонка пальчик ранит
Последнею звездою.
На хаос первородный,
На эрос изначальный
Глядит малютка Эос
С улыбкою печальной.
* * *
Нашу неизбежную разлуку
Начали мы праздновать давно.
Друг бесценный, протяни мне руку!