Старость аксолотля

Они разговаривают на нейтральные темы: о наводнениях в Южной Америке, Третьей войне за Тайвань, антимонопольном сговоре против ICEO, последнем софте для Стражей, книге Дроппа, нового гуру ультраконвергенционалистов, манифесте фрай Ивана Петрча, дежурного оппозиционера ОНХ, и, естественно, также о погоде на бирже. Три года назад сто долларов были для Есады состоянием мечты – сегодня она переводит между спекулятивными фондами сотни миллионов. А ведь она одна из самых бедных ксенотиков. Но можно ли забыть о собственном детстве? Агерре ненавязчиво наблюдает за ней во время еды, словами, мимикой, жестами, взглядом проявляя бескорыстную симпатию. Да, в конце концов ты о нем забудешь, но оно все равно останется в тебе, в самых изначальных рефлексах, в подсознании, во снах, в не поддающихся логической аргументации склонностях. Острое чувство неадекватности, тихий страх перед справедливой местью богов и великая радость по малейшим поводам – комплекс неполноценности. Или как раз наоборот – комплекс превосходства, уверенность в возвышении. То, как экономно и аккуратно Есада режет и ест свое жаркое (в «Кафе Флориан» каждое мясо на оригинальных генах!), вызывает у Агерре легкое чувство стыда. Фрай Ори решительно ближе дорожка пониже. Как ни парадоксально, это может означать, что тем сложнее будет Фредерику подчинить ее своей воле.

– Это вино в самом деле такое хорошее?

– О да.

– Во всяком случае, тут применяют иллюзионные приложения. Ммм.

Потом они идут прогуляться по ночной Венеции. Дождь перестал, камни по-рыбьи блестят от свежей воды. Он взял бы Есаду под руку, не будь она настолько ниже ростом.

Пьяцца Сан-Марко напоминает озеро масла в венце огней, вокруг трапеция тенистых аркад, из Палаццо Дукале выбегают хохочущие подростки; на сияющем циферблате часов Торре дель Оролоджио девять сорок. Становится холоднее, Есада натягивает на руки пурпурные перчатки.

Агерре лишь требовался сигнал. Он накладывает на трансфер криптопечать их Стражей. В открытых иерархиях они оба, Фредерик и Есада, теперь будут произносить бессмысленные последовательности слогов, результат случайных сочетаний положения губ и дрожания гортани.

– Ты слышала про Габриэля Пайге?

Она даже не поднимает взгляда.

– Да, фрай.

– А что именно слышала?

– Об этом много говорят в прессе. Убийство знатной персоны в день праздника ксенотиков, в Агерре-сити. Было много шума. Ожили квинсианцы. Третий в истории положительный вердикт суда Арте. Снова начнется юридический пересмотр личных конституций.

Она слишком много говорит, слишком быстро. И смотрит не на него, прямо перед собой. Руки скрещены на груди, красные перчатки под мышками. Икона скрываемого страха.

Агерре слегка сжимает ее плечо.

– Есада, – тихо говорит он. – Я ведь все знаю.

Какое-то время они идут спокойно. Она смотрит под ноги, обходит лужи. По их гладкой поверхности можно понять иллюзионную природу Агерре: для ксенотических стамп не существует дополняющих симуляционных приложений.

– В реестрах Ордена этого нет, – наконец говорит Ори.

– Нет.

– Переводы шли под присягой, на крипто Стража. Я сообщала только те данные, что полагалось по правилам. Маларет – виртуальное сообщество.

– Знаю, я проверял: подставной председатель правления и так далее.

– Тогда откуда?

– Лорд Амиэль доверялся жене.

Есада выпускает изо рта воздух – облачко дыхания перед лицом, сконденсированный выдох.

– Ах вот как.

– Да.

Они останавливаются на мосту над каналом. Под ними сталкиваются две, потом три, потом четыре гондолы, борт в борт, волна от моторной лодки сталкивает их на другие. Стампа фрай Ори более мягкая и не столь очевидная, как у ксенотиков старших поколений, и нарушает окрестное распределение вероятностей.

– Куда вы летали?

Она ошеломленно выпрямляется, глядя на Агерре широко раскрытыми глазами, а глаза у нее темно-карие, очень большие, почти без монголоидных складок. Когда у нее не дрожат веки, видно детское удивление на гладком лице.

– Этого он ей не рассказывал?

– Очевидно, нет.

– Что ж…

– Так куда?

– Фрай Агерре!

– Что тебя возмущает?

– Я давала присягу…

– Но это не закон, это всего лишь обычай.

Есада в конце концов моргает (возможно, ей что-то попало в глаз).

– Не могу поверить, что ты это говоришь. Ты.