Старость - радость для убийц

А сколько раз, договорившись с "объектом" о встрече и интервью, - никакого "объекта" на месте не находишь! Наплевал он на тебя и все! Светской учтивостью веет уже от того "светила", которое после вчерашней отключки, а попросту пьянки, плохо соображает, но языком старается ворочать с известной грацией маневра:

- Простите, ради Бога... грипп... или простуда... Слег... В другой раз... Готов, всегда готов!

Тошно вспоминать, как вела себя со мной стареющая мадама-певичка, которая с лучезарной наинежнейшей улыбкой выскакивает на сцену, раскинув руки! Ее, неповторимую, обкормили славой настолько, что она весь остальной мир навострилась видеть только распростертым у своих ног. А журналисток держит в роли девок-чернавок. Ну хотя бы потому, что у нее, мадамы, силиконовая грудь торчит от Москвы до Калуги, во лбу горит бриллиантовая звезда. У тебя же, "служительницы пера", на пальце перстенек, не дотягивающий по цене даже до миллиграмма её искусственной челюсти... С каким показательным пренебрежением отмахнулась она от меня в Доме кино:

- Договорились? Разве? Ну и что? У меня пропало желание беседовать с вами.

А мне в тот момент так хотелось рявкнуть: "Хамка! Не позавчера ли ты голяком, пьяная ползала вокруг бассейна в клубе "Пингвин", пока не свалилась туда? И облевала все кругом? Видели бы тебя в тот момент твои поклонники!"

Омерзительное ощущение от подобных тет а тетов! И вот что интересно большинство выскочек из провинции, долго бегавших по нужде в деревянный скворечник на другом конце двора, выбившись в люди, приложив сверхусилия, сверхтерпение, сверхнахрап, превращаются в паскуднейшие существа. Именно они с особым вдохновением кочевряжатся перед журналистами, официантами, проводниками вагонов и т.п. Вроде, мстят им за то что они, все-таки, помнят, из какого помойного ведра их выхватил случай, как им пришлось и грудки свои, и губки, и прочее предлагать "нужным людям", пока не сыскался тот, кто решил поставить на эту самую шалую лошадку! Гнусное чувство у тебя, подневольной собирательницы светских скандалов, скандальчиков, коллекционерши пикантных подробностей из жизни "имен" - словно возишься и возишься в помойном ведре по локоть в грязи...

Фотокор Михаил Воронцов, "афганец" и любитель насекомых, ждал меня у пылающего огнями входа в престижную эту ночнушку-казино "Эльдорадо-презент". У него был внушительный рост, а нога просто немыслимого размера. Одним словом, с этим мальчиком мне можно смело ступать под своды заведения, где гуляют, пьют, глотают "экстази" и другую такую же дрянь, где все гремит-грохочет и, словно психованные, мечутся огни прожекторов, лучи лазеров, визжит очень молодое поколение, дергающееся в бешеном ритме и куда заглядывают в поисках примет "настоящего демократического развития" всякого рода "иностранные гости" и наши "звезды", потускневшие от слишком долгого "употребления", а также кое-кто из политдеятелей, строящих каьреру на клоунаде и эпатаже, которые в чести у торгашей с Тишинки и Привоза. Ну и, конечно, тут посиживают разомлевшие, целиком и полностью удовлетворенные жизнью "новые русские" со своими "сотовыми" и размалеванными красотулями, а их телохранители отираются поблизости, то и дело промокая пот с могучих борцовских шей, обрамленных белой розеточкой воротника.

Марселину я почти сразу же заметила сквозь дым, звездную пыль, грохот музыки, световые переплясы в ритме последних, сногсшибательных секунд неостановимого спаривания звероящеров какого-то там запещерного периода. Она, моя драгоценная добыча, сидела за столом в одной розовой комбинашке, что ныне, согласно приговору последней моды, следует именовать вечерним платьем. Волосы свои, рыжие, как апельсин, она взбила под небеса, губы покрасила фиолетовой помадой. В пальцах с нарощенными длиннющими ногтями той же фиолетовой раскраски она держала бокал с шампанским и, тряся грудью, открытой всем ветрам и взглядам, хохотала над тем, что ей нашептывал на ухо томный юноша с телевидения, известный "культуролог" Бенечка. В его ухе посверкивала золотая серьга. В её оттянутых мочках дрожали и переливались целые вавилонские башни из золота и каменьев. По другую сторону от неё вольготно развалился в кресле сам богач Бурцилаев, обладатель большого живота, розовой рубахи, голубого пиджака и галстука в горошек. Естественно, как нынче принято в высших слоях атмосферы, на его волосатых пальчиках-сардельках брызгали огнем крупные драгоценные камни в золотой и какой-то там ещё оправе.

Мое вторжение в свою жизнь Марселина восприняла, мягко говоря, скептически. Быстреньким, цепким глазом она прежде всего оценила мои одежки и, верно, осталась довольна: черные джинсы, купленные мной на рынке и шелковая рубашка навыпуск, приобретенная, прямо скажу, там же, отнюдь не производили впечатления любимых произведений того же Юдашкина. Но вот мои длинные светлые волосы, нисколько не крашеные, а может, и мои вполне голубые глаза её как бы не устроили.