Старосветские убийцы

Рухнов огляделся. Где же Угаров? Все остальные здесь! Роос оживленно беседовал с Кусманской, за ними переминались с ноги на ногу в полном составе Растоцкие, чуть сбоку Мухин что-то выговаривал Киросирову и Терлецкому. Возле оркестра, прикрыв глаза, раскачивался Горлыбин. В сторонке рыдавшую Глашку поддерживал за локоток Глазьев, а ее мать Лукерью, гладя по голове, утешал Никодим. В окне левого флигеля Рухнов разглядел Анну Михайловну, а за ее креслом — силуэт Тоннера. Со стороны заднего двора выглядывал пыхтевший трубочкой Веригин.

А Угарова не было. Михаил Ильич разволновался. Что произошло? Денис следил за Митей. Тот здесь, а Угарова нет.

Две задрапированные черной тканью телеги медленно тронулись в путь. За ними шествовали священник с дьячком, далее в гордом одиночестве единственный родственник усопшего князя Митя, потом, в некотором отдалении, местные помещики и гости. Последними двинулись крестьяне.

Лишь генерал так и остался на заднем дворе. Чем старше Веригин становился, тем чаще избегал похоронных церемоний.

«Лучше останусь, прослежу за починкой телеги», — уговорил сам себя Павел Павлович.

Рухнов, не пройдя со всеми и пятидесяти шагов, схватился за больную ногу и, виновато улыбнувшись, повернул назад. Его проводили сочувственными взглядами. «Мучительно преодолевая» якобы возникшую боль, Михаил Ильич с трудом доковылял до круга, где сходились перед домом Северских три аллеи. Обернувшись, убедился, что никто за ним не наблюдает, и как мог резво двинулся влево.

«Если Угаров задерживается, значит, что-то обнаружил или попал в беду. Попробую пойти ему навстречу».

За купцом тоже присматривала сиделка, благо у княгини Северской их служило несколько. Девушка громко доложила, что больной всю ночь пребывал в забытьи, однако утром очнулся, выпил микстуры, после чего задремал. Как ни прикладывал Тоннер палец к губам, мол, не глухой, говорить тихо сиделка не умела и купца разбудила.

— Как себя чувствуем? — поприветствовал его доктор.

Пантелей снова закрыл глаза, а чуть погодя ответил слабым голосом:

— Мухи перед глазами летают, серебряные…

— Ну, мухи не ангелы, пусть себе летают, вскоре это пройдет.

Доктор обследовал купца так же, как и Северскую: кожные покровы, глаза, язык, конечности.

— А нападавшего видели?

Пантелей помотал головой.

— Спали?

Кивнул в знак согласия. Купца мутило, и доктор есть ему не разрешил, только пить, но побольше.

Сделав перевязку, Илья Андреевич направился обратно к княгине, но в дверях налетел на Сочина.

— Как здоровье, старый солдат?

— Лучше, вчера голова шибко болела, боялся, помру, а сегодня отпустило. Хотел князя в церковь проводить, но чувствую, силенок маловато. Решил к вам зайти, показаться.

Синяк уменьшился, но заплывший глаз смотрителя ничего не видел, и Илья Андреевич порекомендовал Сочину примочки из спитого чая.

— Как ваше-то самочувствие? — поинтересовался смотритель.

— Я и запамятовал про болячки, — махнул рукой Тоннер. — После твоего отъезда столько событий произошло: нападение на Пантелея, убийство Савелия…

— Уже слыхал! А княгиня Елизавета не сыскалась?

— Нет, — развел руками Тоннер.

— Жаль, хорошая барыня! Приветливая!

— Некоторые уверяют, что она на Катю Северскую похожа.

— Кто? Елизавета Петровна? Что вы?! Я Катю хорошо знал. Меня Александр Васильевич, ее отец, сильно уважал, говорил: «Один суворовский солдат трех ахвицеров стоит!» Во как! И заезжал частенько! Поедут с Катюшей верхом кататься — и ко мне заглянут, чайку попить. Не то что евонный брат, царствие небесное, тот и не здоровался.

— Так я и думал, не может Элизабет быть Катей, — в задумчивости протянул Тоннер. — Но откуда у нее ожерелье?

— Которое у генерала украли?

— Оно самое.

— Купила, наверное.

— Купила? Понимаешь, какое дело: его твой добрый знакомец князь Александр Северский где-то от французов закопал, а тайну никому, кроме дочери, не поведал.

— Хм, — усмехнулся смотритель. — Не поведал, говорите?

Тоннер уставился на Сочина:

— Знаешь, куда спрятал?

— Знаю, кому поведал.

— Что же раньше не сказал?

— Я, Илья Андреевич, в чужие дела не лезу. Оттого долго и живу.

— А ну-ка выкладывай!

Пройдя полверсты, Рухнов обнаружил Угарова сидящим на пеньке.

— Зря бегал, только ногу подвернул! — пожаловался Денис.

— Оступились?

— Нога в ямку попала. А Митя к егерю бегал, на заимку. Вошел в дом, пробыл с полчаса, потом они вместе куда-то отправились.

— Князя с Настей в церковь проводить, — сообщил Михаил Ильич. — Дайте-ка посмотрю!

— А вы понимаете? — с недоверием спросил Денис.

— Чего там понимать? Либо перелом, либо вывих, либо растяжение…

— Легко вам говорить!

— Чрезвычайно легко! Я, если вы заметили, хром. Однажды оступился на ровном месте, прямо как вы сегодня, а нога сломалась. И зажила неудачно. Всю жизнь маюсь. Снимайте-ка обувь, закатывайте штанину — и поглядим!

Рухнов, присев перед юношей, принялся за осмотр. Щупал сперва больную ногу, потом здоровую, потом снова больную — сравнивал.

— Я близко к дому не подходил! — поскуливая от нажимов, продолжил Денис. — Там кабан злобный бегает!

— Ванька-то? Он ручной.