Старшие классы

– Рязанова, к доске! – моя фамилия прогремела в немом молчании. На уроках Калашниковой стояла гробовая тишина. Я отправилась к доске. Примеры были простые, но я плохо помнила, как их решать. Мои мысли были заняты Кириллом, нашим летом и его холодом. Я написала решение и ответ на доске.

– Это все неправильно! – заорала Калашникова. Да, она не говорила, она орала. Причем, не истерично, как другие учителя, а очень жестоко. Стало даже страшно. А дальше все как в тумане. Я помню только обрывки ее фраз: «такая здорова кобыла! Ты тупая! Как можно не решить пример для 7 класса! Ты будешь сдавать экзамен! Тупица!». Помню ее красное морщинистое лицо, его прямо перекосило от злости, от ее внутреннего яда. Я посмотрела в класс. Хорошее начало знакомства с новыми ребятами. Меня оскорбляют и унижают перед 20 неизвестными мне людьми. Я ожидала увидеть осуждающие или насмешливые взгляды, но все мои одноклассники как по команде, опустили глаза. Они рассматривали свои парты, боясь, что сейчас Калашникова набросится на них. Дверь в кабинете была открыта. Из соседнего класса вышла химичка и быстро зашагала по коридору. Мне хотелось пойти за ней. Но мои ноги приросли к полу. Калашникова орала, чтобы я продолжала решать. Но я даже забыла сколько будет 2 умножить на 2.

Наконец-то, мои муки окончились, и мне разрешили сесть. Я никогда в жизни не была такой оплеванной. Мне хотелось сбежать, помыться и навсегда покинуть этот класс. На перемене ко мне подошла одноклассница и сказала, что, если бы на нее так орали, она бы расплакалась. Мне тоже хотелось плакать, но у меня есть правило – никогда не реву на людях.

Как только я перешагнула порог дома, то разрыдалась.

– Марина, что случилось? – мама была в шоке.

Рассказав ей все, что произошло, снова стала плакать. Мама смотрела на меня в растерянности. Я поняла, что она не верит мне… Она считает, что такого не может быть. Или скорее всего, ей просто не хотелось вникать в мои проблемы. Мою маму никогда не интересовали мои переживания. Ей было нужно, чтобы у меня все было прекрасно. Про другое она и слушать не хотела. Стоило мне только заикнуться о своих трудностях на счет друзей, или еще хуже, своих любовных переживаний – мама либо резко переводила тему, либо уходила, даже не дослушав меня. Поэтому, сегодня она молча сидела на кухне и старалась на меня не смотреть. Бросила мне только одну фразу:

– Мы поговорим с отцом об этом!

Папа всегда принимает сторону мамы. А это означает только одно – они ничего не будут делать. Они не пойдут в школу и не станут разбираться с учителем года из-за того, что она оскорбляла меня перед всем классом.

Математика была каждый день! Еще и сразу по 2 урока. На следующий день мы стояли у кабинета в ожидании Калашниковой. Ира мне рассказывала про своего парня. Про их первый поцелуй, про то, что она чувствует. Ирке разрешали гулять до одиннадцати вечера, чем она охотно пользовалась. Когда подружка приходила домой, ее родители уже спали. Мне такого даже представить было невозможно! Летом я должна была быть дома в девять вечера. А зимой в восемь или семь вечера. И ни секундой позже! Мама всегда стояла у двери и ждала. Если я немного задерживалась – устраивала мне скандал!