Старший брат царя. Книга 1

Выслушав Сарацина, Михаил еще больше нахмурился. Ростислава, наоборот, сообщение воодушевило:

— Видишь, Михайло Иваныч, как все здорово устраивается. Разве посмеет Темкин с такими силами принять бой? Он обрадуется тебе как спасителю! Можно возблагодарить Господа Бога нашего! — Ростислав снял шишак и перекрестился.

Михаил разозлился:

— Дурак ты, Ростислав! Татарва теперь унюхала легкую добычу, и ничто не остановит ее. Слышишь, как радуется?

Ростислав не сдавался:

— Одначе ведь хан обещал, а он слова на ветер не бросает.

Тем временем подъехали к засеке. Ростислав недавно был в этих местах, а сейчас едва узнавал Криволуцкий проезд в Карницкой засеке. Вместо сторожевых башен дымились полусгоревшие срубы. Расширяя дорогу, татары крючьями, канаты от которых закреплены на хомутах лошадей, цепляли поваленные деревья и, с диким гиканьем погоняя лошадей, растаскивали завалы. Слева и справа от дороги еще горел засечный лес.

Всюду сновали татарские старики и подростки, подбирали и сажали на коней раненых, ровными рядами складывали трупы правоверных. С мертвых русичей стаскивали кольчуги, кияки, сапоги, вывертывали карманы, осматривали пояса; трупы оставляли на съедение зверям. Высоко в небе уже кружилось воронье.

Ростислав покосился на Михаила — видел ли он все это. Но князь угрюмо уставился на серебряный султан, раскачивающийся над челкой его коня. Ростислав, нагнувшись к нему, тихо сказал:

— Не гоже, Михайло Иваныч, великому князю перед боем сумрачным быти. Люди разное подумать могут. Взбодрись. Может, из сулейки хлебнуть хочешь?

— Не хочу. Спал ныне плохо. И куда в такую рань хан торопится!

Ростислав отпил из сулеи, вытер губы и, приблизившись, шепотом ответил:

— Опасается. Иван может тулякам помощь прислать. Вот и поспешает.

Михаил отрешенно спросил:

— Далеко еще до Тулы?

— Сейчас вот засеку проедем, речушку минуем, Бежкой называется, и кремль видно станет.

— Уж скорей бы, один конец! О Господи!

Однако за Бежкой Тулу не увидели. Над поймой, где петляла Упа, стоял густой туман. Сразу за речкой орда разделилась на два потока. Больший начал втягиваться в туман, он направился по низине к Криволученскому броду, а меньший пошел по Муравскому тракту, чтобы подойти к Туле с полуночной стороны.

Тут к хану подъехал князь Муса. Он, по обычаю, осведомился о здоровье хана, высокочтимого Камбирдея и служителей Магомета. Возблагодарили Аллаха краткой молитвой, после чего Муса обратился к хану:

— Повелитель! Твое предвидение сбылось. Сын свиньи и собаки предатель Расым завел наш отряд в засаду. Но он просчитался. Наши оказались сильнее, и мало кто из русских ушел живым. Сыну свиньи и собаки убежать не удалось.

Они выехали на небольшой холм. Здесь туман был реже. Остановились около группы всадников. Те расступились, перед ханом и его свитой предстала дюжина связанных русских. Муса пояснил:

— Их мало, повелитель, они не сдавались. Твои воины и этих бы порубили, но я приказал пока сохранить им жизнь.

Пленные стояли, тесно прижавшись друг к другу, их одежда была порвана и окровавлена. Некоторые от ран ослабели, их поддерживали плечами товарищи. Здесь были седовласые старцы и юноши, почти дети. Среди них — три женщины. Впереди всех, склонив голову, стоял купец Роман-Расым, без поддевки, ворот рубахи оторван, на плечах кровавые следы от кнута. Хан указал камчой на пленных:

— А бабы откуда? Как сюда попали?

Муса ответил:

— У них в засаде и на засеке билось много баб.

Хан рассмеялся:

— Плохи дела воеводы Темкина, раз баб и стариков воевать посылает!

Князь Муса тоже хихикнул и продолжал рассказывать:

— Истребив засаду, наш отряд вышел к засеке с тыла. Стража тут была небольшая, ее быстро перебили...

— Я видел, князь, у засеки наших много полегло. Больше, чем русских.

— Повелитель, за этих русских шайтаны и демоны. Но всесильный Аллах помог с ними справиться. Да славится имя Его!

Хан не дал князю прочесть молитву:

— Пищалей, пушек много захватили?

— Всего одну, повелитель. Темкин увез пищали, не надеясь удержать засеку. Тут захватили сотника одного, он... — Муса готовился к длинному рассказу, но хан прервал его:

— У нас пушек своих хватит. Давай сюда купца Расыма и вон ту бабу постарше... Развязать их... Толмач, спроси, как звать ее?

Женщина, освободившись от веревок, прежде всего поправила растрепавшиеся волосы и перевязала платок. На вопрос хана она смело ответила по-татарски:

— Я знаю, хан, твой язык. Ульяной меня зовут. Вдовица я, моего мужика-стрельца твои сгубили.

— Так вот, байбича Ульяна, смотри, слушай и запомни. Потом отпущу тебя, и ты все расскажешь воеводе Темкину. Поняла?

— Поняла. Освободишь, спасибо скажу.

Хан повысил голос:

— Я, хан Крыма Девлет-Гирей, благодарю тебя, купец Роман-Расым, за верную службу нам...

Услыхав свое имя, Роман встрепенулся — подался вперед, перестав растирать посиневшие от веревок руки. Затем, слушая хана, склонялся еще больше. Хан говорил: — Он, купец Роман, принял магометанство и зовем мы его Расымом. Он указал нам проход в засеке, помог напасть нежданно на Криволуцкие ворота. Хвала ему!

Ульяна прервала торжественную речь хана воплем: