Старший брат царя. Книга 2

Отцу Тарасу было далеко за шестьдесят, но, несмотря на старость, он исправно соблюдал церковный чин, произносил толковые проповеди и достаточно хорошо знал Священное Писание, чем покорил Юршу. Из длительных бесед он узнал, что Тарас происходил из горожан Переяславля Рязанского и охотно рассказывал все, что ему было известно о монастырях Рязанского княжества.

Гурьян на несколько дней куда-то отлучился, а когда вернулся, Юрша сказал ему о своем решении и удивился: Гурьян принял его признание спокойно, будто ожидал. Спросил только:

— И в какой же монастырь податься хочешь?

— В Алексину пустынь, что на Нексе-реке.

— Слыхал я кое-что про Алексину. Было глухое место, а теперь верстах в тридцати острог поставили — Шацк. Рядом новую засеку ведут. Опять же хорошо, что не очень далеко, всегда помочь можно.

— Спаси бог, но твоя помощь не понадобится, — возразил Юрша.

— Ладно, коли так. Только государевы шиши тебя в покое не оставят. Если согрешишь и на исповеди умолчишь, кто ты, все равно допытаются. За твою главу государь большие деньги пообещал.

— Я, Гурьян, верю в тайну исповеди и умалчивать ничего не стану, такой грех на душу не возьму.

— Верь, это хорошо... Но дозволь спросить. Положим, тебя оставили в монастыре. Будешь ты чернецом всю свою жизнь. Зимой в лесу станешь заготовлять дрова, летом землю пахать, рыбу ловить. Выдюжишь, а? Ведь ты — вой.

— Пошлют в поле или в лес — выдюжу! Но я умею писать. Переписывая священные книги, я больше принесу пользы обители, нежели своей работой в поле. Больше скажу, ежели меня возвысят из чернецов, приму как должное. А воинского дела хватит с меня. Много людей по моей вине на тот свет отправилось! Теперь у меня к тебе вопрос: ты вот хочешь, чтоб я остался здесь. Так кем же ты меня мыслишь?

— Кем есть — Кудеяром. Ты, Юрий Васильич, не монах. Ты — воевода, большой воевода, это тебе свыше дадено. В воинском деле ты видишь такое, чего другие не замечают. Печалишься о погибших. Но в войнах и раньше, и ныне, и присно вои будут погибать, однако при тебе их погибнет меньше... Мы соберем большую рать и обучим ратников... А Иван не вечен, наследников у него нет. Князя Владимира Андреевича, двоюродного братеника, он вроде как воеводой сделал, удел обкорнал, и не слышно того. Младший брат царя не в счет, разумом не вышел. К тому ж искони повелось: престол — старшему брату.

Юрша угрюмо покачал головой:

— То есть — борьба за престол... На московский трон многие зарятся. Ведь князь Владимир пока жив и здоров. Или князья Шуйские. А вон Неждан говорил, что царица Анастасия опять понесла. Глядишь, на этот раз не девку, а законного наследника родит... Все эти князья и княжичи известны народу, о них разговор, их поминают в церквах. А о старшем брате царя никто ничего не слыхал много лет, Разбойный приказ строго следит за этим... И вдруг объявляется старший брат и звать его Юрием Васильевичем, а во дворце уже здравствует еще один брат государя и тоже Юрий Васильевич! Пойдут великие сомнения, и кончится тем, что пришельца объявят самозванцем.

— Ты, Юрий Васильич, забываешь о силе. Ежели старший брат подойдет к Москве с многотысячной ратью и заявит о своих правах...

— Откуда сила возьмется? Боярам да князьям я не нужен. Каждый из них мнит себя великим князем. Церковь? Так ты же сам уверяешь, что она меня даже монахом не примет. Остаются татары, литовцы — грабители и разорители Руси! Нет, с ними дружбы не бывать!

— А если не литовцы и не татары, а народ? Поднимем мужиков, трудовиков, гостей. Все устали от войн и поборов. В народе великая сила, и он пойдет за тобой. А коли будет сила, и церковь и бояре признают тебя.

— Понял тебя, Гурьян, понял. Мужицкий царь! Тьмы мужиков, с ними горожане, иные дворяне. Подошли, взяли Москву. Дальше будет то же, что в Лебедянском посаде, только страшнее. В Москве богатства больше, и расставаться с ним труднее будет. Начнут бунтовать князья, бояре, их надобно будет усмирять и дворян тож. Они против нас погонят своих смердов. Значит, чтобы добраться до князя, нужно перебить его дворню, мужиков его... Под Лебедянью мы рыли пятисаженные могилы, под Москвой потребны станут верстовые!

— Горькие слова говоришь, Юрий Васильевич, и несправедливые. Не все так страшно. Не обязательно убивать смердов, их можно переманить. А когда увидят силу, многие примут твою сторону.

— Ради спасения своей шкуры кое-кто примет, — согласился Юрша. — Но это плохие помощники. При первой же неудаче сразу в спину ударят. Теперь о мужиках, у тебя вся надежда на них. А ведь то, что случилось в посаде Лебедянском, да и в других местах, толкает мужика не к Кудеяру, а к воеводам.

— Нет, Юрий Васильич, то война. А так мужику мы всегда помогаем, по весне и коней и семян даем. А в большом походе облегчения пообещаем.