Старший камеры № 75

Следователь не обращает на мои слова никакого внимания, но покидает кабинет. Адвокат провожает ее взглядом и, когда она выходит, говорит со мной совершенно другим тоном. Я понимаю, что в момент моего прихода разыгрывается обыкновенная сценка из жизни советских бюрократов. Вечная перестраховка, боязнь, как бы чего не вышло, привели к тому, что даже адвокаты, прежде чем защищать, обязаны вот в таких сценках доказывать нетерпимость к подследственному.

— Ну что ж… будем вас защищать. У меня такие дела уже были… Да. А у вас деньги есть? — задает мне чисто деловой вопрос. — Как вы со мной собираетесь рассчитываться?

Я передаю адрес, по которому ему должны переслать деньги. По его тону и смыслу задаваемых вопросов я понимаю, что степень тяжести моего преступления невелика. Что касается наказания, оно за аналогичный поступок в стране, где презумпция невиновности применяется, было бы отменено.

Обсуждение дела занимает не более получаса. Адвокат обещает встретиться со мной еще до суда. Меня уводят в КПЗ.

В КПЗ грязно и холодно. В камере полно больных.

На этап в «Кресты» я не успел. Целая неделя в кишащей бациллами клоаке. И это в сердце страны. До Санкт-Петербурга на электричке сорок минут.

Глухая ночь. Мы лежим на длинном дощатом настиле и задыхаемся от испарений, исходящих из железного бака, наполненного мочей, нас шестнадцать человек. Чтобы забыться, я закрываю глаза.

Опять меня доставили сюда,Где будут рвать меня на части,Где отберут мои года Служаки хитрой власти.Над КПЗ склонилась ночь.Мы спим на голых досках,

А мне вот стало вновь невмочь От тяжкого вопроса.Придет свобода или нет.О, господи! Всевышний,Ты сотворил и тьму, и свет.Неужто вновь я — лишний?Но бог молчит, лишь разговор С соседних камер слышен.Кричит там что-то шлюхе вор,И дождь стучит по крыше.

Когда я открываю глаза, Муза растворяется в ядовитой камерной гнили. Гниль незамедлительно захлестывает глотку, сжимает виски. Чтоб от нее избавиться, одно спасение — уйти к Морфею или вновь вернуть музу. Выбираю второе.

Под напряжением тело гудит,Сердце стучит ошалело.

Камера спит, я не сплю.Какое всем до меня дело!Рядом насильник 19 лет.Справа лежит убийца.А вон и громила ждет рассвет — Поймали на озере Рица.А я фотограф, забытый тобой Писатель, поэт, бродяга.В дороге и в стужу, и в дождь, и в зной.Сегодня попал в передрягу.Проснулся насильник — безмозглый щенок.Цигарку скрутил и бродит.Ему девятнадцать, и это не рок

Им пенис пока верховодит.Громила в наколках крепко уснул.Любитель страшных историй.Во сне он видит разбойный загул,А может быть, вольное море.Чуть дальше — алкаш, он подавлен, разбит,Украл непонятное что-то.На «химии» был, а свобода в кредит Смешна, словно срочное фото.Убийца проснулся, вот это судьба.Второго уже убивает.К несчастью родила сынишку жена,А может быть, к счастью, кто знает?

Ужасные судьбы, великий раздор,Меж счастьем, судьбой и Фемидой,Ушел в потолок лихорадочный взор.Засела в груди обида.Но горше всего, что уходит любовь.Разлука любовь уничтожит.В висках, словно маятник, мечется кровь И грусть по тебе все гложет.Беру фотографию — снова ты Любимая, милая Анна.О, сердце мое, о родные черты.О, жизнь, ты проходишь так странно.

ЭПИЛОГ