Старт

— Это не значит, что… Зачем нужно заранее объявлять им обо всем? На площадке… Там все будет видно… И чего ты хотел добиться? Ты думаешь, это тронет их? Перед кем ты откровенничал?! Я не хочу, чтобы обо мне говорили, понятно? Придет время — тогда посмотрим… А теперь пусть про меня забудут — вот чего я хочу!.. А ты, значит, ходишь к ним на тренировки? — Дико постарался придать своему вопросу язвительный оттенок, но голос предательски задрожал. — Браво, браво! Они выгнали твоего сына, выставили его на посмешище, а ты… Сказать тебе, что подумают они? Вот, дескать, посылает отца, может, передумают и возьмут обратно!.. У меня вообще такое впечатление, что тебе доставляет удовольствие унижать меня!.. — Дико больше не мог говорить, еще секунда — и слезы брызнут из глаз.

Старик покачал головой.

— Мне очень не нравится, что ты скрываешься здесь, как преступник. Мне кажется, тебе надо честно, открыто заявить: да, я тренируюсь, стараюсь, я понял свои ошибки и решил их исправить…

— Это что же, я должен заняться самокритикой?

— Именно так.

— И тогда они помогут мне, да? Папа, ты в какое время живешь?

— В наше, сегодняшнее… — с нажимом ответил Старик.

Дико лег на спину и подложил руки под голову.

— Послушай, папа, — уже мягче, чуть успокоившись, заговорил Дико. — Если не хочешь, чтобы мы с тобой ссорились, я очень прошу тебя — не ходи туда… Неудобно это, некрасиво…

— Ну хорошо. Думаешь, мне очень приятно ходить туда, когда тебя там нет? Но куда мне ходить? Посоветуй, пожалуйста! Ты до сих пор не догадался пригласить меня на тренировки вашей команды. Значит ли это, что ты стыдишься отца?..

В середине дня Дико вышел из дому и отправился по своему обычному маршруту: улица Графа Игнатьева — улица Раковского. Биги не сдержал слова, не позвонил, и теперь Дико решил медленно пройтись мимо кафе в надежде найти Биги там. Но выяснилось, что в последние дни никто Биги не видел. Может быть, он действительно подался в провинцию, как сказал один из его дружков — обитателей толкучки? А может, просто скрывается и ждет, чтобы Дико привык к мысли о том, что своих денег он никогда не получит? Дико был склонен принять второй вариант. Скорее всего Биги подговорил приятелей с толкучки и свое семейство и научил их, как себя вести при вторжении Дико. «Он уехал». — На звонок Дико вышла мать Биги, поблекшая женщина с морщинистым лицом, неровно покрашенными волосами, одетая неопрятно и не по возрасту крикливо.

— Куда он уехал и когда вернется?

— Не знаю, не знаю, он ничего не говорил мне.

Маленькие круглые глазки, совсем как у Биги, только мутные и усталые. Женщина норовила поскорее выставить Дико за дверь, глаза ее воровато бегали, и так же, как ее сын, она избегала смотреть собеседнику прямо в лицо. Врет она, все врет! Дико понимал, что на поимку Биги надо потратить несколько часов. Он отправился в кафе, сел и стал ждать. Но не прошло и десяти минут, как он почувствовал — разгуливаются нервы, накипает раздражение, в общем, обычная история. Он никогда не умел ждать. Ему казалось, что люди вокруг слишком пристально наблюдают за ним, а обитатели толкучки нагло суются прямо под нос и вопросительно заглядывают в глаза — нет ли у него и для них подходящего товара.

Напротив здания ВИТИЗа[1] компания собиралась обычно в обеденное время. Место было весьма удобное, полно студентов, народ снует туда-сюда и никто не мозолит глаза, а это крайне важно: и без того про них шла молва по городу, ползли сомнительные слухи. В полпервого уже нигде не было ни одного свободного места. Компания рассаживалась за столом у самого окна, мужчины не пропускали ни одной красивой женщины без соответствующих комментариев, все спорили о фильмах, листали иностранные журналы. Как-то Петьо принес сборник английского юмора. Но или он плохо переводил, или анекдоты были без соли, но Дико было совсем не смешно — он смеялся, чтобы не отстать от других и не показаться глупее…

Он заметил, что после случившегося компания стала иначе относиться к нему. Это его испугало. Раньше, чуть завидев его, все поднимались, здоровались, некоторые даже приветственно махали издали руками. Теперь они замечали его только тогда, когда он уже подходил к столу, и не считали нужным ради его прихода прекращать разговор даже на миг. А может, это ему только казалось? Ведь они такие снобы, а он теперь не член национальной сборной, и вообще никто…

В полвторого обед был кончен, и компания разбрелась — до вечера. Дико не мог бы сказать, что провел это время приятно, но, оставшись в одиночестве, он снова ощутил тоску и пустоту внутри — ему очень не хотелось идти домой…

Быть может, раньше Дико и простил бы Биги его долг, потому что больше всего на свете ненавидел скандалы. Но сейчас, когда все будто нарочно объединилось против него и каждый так и норовит околпачить, надуть, а то и вовсе посмеяться над ним, Биги стал навязчивой идеей — если Дико уступит, размякнет, значит, все, конец, подставляй шею, и будут все на тебе ездить. Нужно вернуть, непременно вернуть все, что тебе принадлежит. И Биги — это только начало…