Читаем Стартует мужество полностью

Мы рассказали все, как было. Соколов стал виновато оправдываться. Он говорил, что, мол, наш «петляков» здорово похож на «Мессершмитта-110», что наблюдение ему пришлось вести против солнца…

…Дежурила наша эскадрилья. Мы сидели в кабинах на старте, готовые к немедленному взлету. Вдруг с командного пункта взвилась сигнальная ракета.

Когда взлетели, в наушниках прозвучал спокойный голос начальника штаба:

 — Курс на аэродром Грязное, высота две тысячи, бомбардировщики.

При подходе к намеченному пункту еще издали замечаем восемь дымных столбов. Горят вражеские бомбардировщики. Их уничтожили в воздухе истребители соседнего полка. Опередили нас.

Сделав пару кругов над аэродромом соседей, я повел эскадрилью домой. Досадовал, конечно, что не мы сразились с теми бомбардировщиками. Но едва эскадрилья легла на обратный курс, как с поста наведения известили: «Противник в квадрате двадцать пять — сорок один. Группа бомбардировщиков».

 — Разворот на сто восемьдесят градусов, за мной! — подаю команду.

Впереди показалась колонна «юнкерсов». Они шли встречным курсом под сильным прикрытием истребителей. Одна группа «мессершмиттов» держалась выше, другая — ниже.

Атаковать противника решил на встречном курсе всей эскадрильей. Первый удар — по «юнкерсам».

 — Бей гадов! — кричу и нажимаю на гашетки. Все время удерживаю «лоб» бомбардировщика в перекрестии прицела… Стреляя длинными очередями, проскакиваем на большой скорости через строй вражеских самолетов. «Мессершмитты» не успели даже опомниться, как два бомбардировщика, объятые пламенем, вошли в отвесное пикирование. Остальные, развернувшись, сбросили бомбы и в беспорядке начали уходить на свою территорию.

 — Вот и все, двух потеряли — и по домам, — вырвалось у меня.

Преследовать я не решился. Большинство летчиков эскадрильи участвовали в бою впервые, и завязывать схватку с численно превосходящим противником было рискованно. Тем более, что главную задачу мы выполнили — не допустили бомбардировщиков к цели.

На аэродроме я поздравил молодых летчиков с боевым крещением и спросил:

 — Кто первым увидел бомбардировщиков?

 — Я, — ответил Лукавин.

Может быть, это было и так, но в атаке Лукавин не участвовал. Когда вся наша эскадрилья неслась навстречу врагу, его самолет на огромной скорости прошел ниже бомбардировщиков. Свое место в боевом порядке летчик занял лишь после атаки. Подтверждалось это и тем, что комплект боеприпасов у Лукавина остался целым. Значит, он не стрелял. Однако сейчас я решил пока не говорить ему об этом и спросил:

 — А кто сбил фашистов? Все молчали.

 — А кто видел сбитые самолеты? Выяснилось, что все заметили «юнкерсов» после атаки, когда они уже горели на земле.

 — Что же, они сами упали, что ли? — спросил я.

 — Их, конечно, сбили вы, — отозвался Варшавский.

 — А мне кажется, что вы. Не мог же я, стреляя по одному самолету, сбить сразу два. Так вот и бывает, товарищи, особенно при лобовых атаках: летчик не видит сбитого им противника. Ведь подбитый самолет одну — две секунды продолжает еще лететь по инерции, а за это время вы успеваете проскочить мимо него.

Сбитые самолеты решили записать не за группой, а за молодыми летчиками, чтобы укрепить в них веру в свои силы. Да и нельзя было точно сказать, кто именно их уничтожил: все стреляли прицельно, каждый имел право претендовать на меткое попадание.

Вечером командиры звеньев коротко проанализировали действия летчиков. Разбор полетов начал входить в наш быт. Потом я решил поговорить с Лукавиным. На беседу пригласил Гаврилова и Семыкина, которые знали о его трусости.

 — Скажите, — обратился к Лукавину Гаврилов, — вы не замечаете у себя страха? Ну, пусть не страха — это слово звучит грубовато, — а чувства повышенного беспокойства за свою жизнь?

Лукавин стал возмущаться:

 — Почему вы думаете, что я боюсь? Вы же рядом со мной не сидите в кабине?

С самого начала разговор принимал нехороший оборот.

Сквозь целлулоид планшета Лукавина был виден конверт. Очевидно, получил письмо из дому. Мне пришла в голову мысль узнать, что ему пишут.

 — Если не секрет, скажи, пожалуйста, от кого у тебя письмо.

 — От мамы.

 — Можно прочитать, что тебе пишут? А ты прочитай письмо моей матери…

Мы обменялись конвертами. Читали молча, а потом я попросил Лукавина прочесть мое письмо вслух.

«Бей, сынок, ненавистных фашистов, освобождай нашу Родину от этих басурманов негодных, а о нас не беспокойся, мы здесь, в тылу, как-нибудь перебьемся… Помоги вам господь сразить кровавого супостата, храни вас царица небесная, да поможет вам Георгий Победоносец», — заканчивала письмо моя верующая мать. Лукавин читал неохотно, точно отбывал наказание.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже