Старуха Шапокляк

— Примерно так, — сказал губернатор. — Может быть, не так грубо, они же у нас теперь все политкорректные, но суть ты ухватил верно. Твоя невезуха, Володя, заключается в том, что эти молодые ребята — страшные националисты, это мы в юности орали в подворотне «Мама — Америка, папа — стакан портвейна», им подобное в голову не придёт. Социализма они не нюхали, на капитализм насмотрелись с детства во всей красе, вот теперь и хватаются за национальную идею, как утопающие за соломинку. Возможно, так надо, а то многие стали забывать, что русские — великая нация, но у нас же всегда всё с перехлестом. Для них это клеймо — то, что ты был в плену, открывает широкое поле для фантазии. Так что подоплёка скорей мировоззренческая, чем политическая.

— Илья Павлович, вы упорно не задаете главный вопрос? — сказал я.

— Убивал ли ты эту бабку? — губернатор снова колет дрова. — Скажу честно, учитывая то, что нас сейчас никто не пишет, мне насрать. Ты крепкий мужик, толковый работник. Если ты бабку грохнул, значит, так было тебе нужно. И меня совершенно не интересует, что у тебя произошло в плену. Я на войне не был, хотя мог в Афган загреметь по возрасту, зато в девяностые не раз напротив «уралмашевских» сидел, много разного было за пределами протокола. Мне хозяйственники нужны, а не сопливые мудозвоны, которые только и могут демагогию разводить, страну действительно надо с колен поднимать, пока в папуасов не превратились. Мало людей, Володя, и ты один из них.

— Спасибо за доверие, Илья Павлович! — сказал я. — А что с этой сиделкой? Нашли её?

— Нашли, — сказал губернатор. — Не у нас. Выловили труп из реки в Оренбургской области, по анализу ДНК опознали. Проникающая рана острым предметом.

— Грустно, — сказал я. — Моё положение отягощается. Подавать в отставку?

— Пока нет. Отпуск возьми или в больницу ложись, нервы подлечить. Я тебя легко сдавать не собираюсь. Менты буром прут, требуют крови, но, извините, в рамках правового поля, которым мы все так гордимся, оснований для твоего задержания нет. С Юрловым я переговорил, тот заверил, что «контора» в ситуацию включаться не станет. Это уже не так плохо. Надо выждать, посмотреть на развитие событий.

Старуха Шапокляк расхаживает на цыпочках по лезвию топора.

— Как меня достали твои прямолинейные метафоры, — говорю я. — Пока не происходит ничего сверхъестественного. Было бы странно, если бы двойное убийство не оставило вообще никаких следов. Но главное здесь другое, то, что, уважаемая Агния Николаевна, явно не могло входить в твои планы. Разные группы чиновников борются за власть, это понятно и объяснимо, меня пытаются сделать козлом отпущения или разменной монетой, в зависимости от расклада. Но я не одиночка и не белая ворона, я в своей стае, всю свою жизнь после возвращения из Афганистана неустанно трудился ради благополучия этой стаи и стая намерена меня защищать. Мы не прошмандовки, чтобы товарищей в беде бросать. Слово губернатора дорогого стоит.

Шапокляк пожимает плечами и спрыгивает на газонную траву.

Думай, что хочешь, тварь загробная. Машина стоит на обочине, я сижу под раскидистой елью на мокрой после растаявшего снега земле и вдыхаю полной грудью лесной воздух. Почки распустились, весна царит в природе.

Сведём дебет и кредит. Обкладывают меня плотно, как лютого зверя. Рано или поздно отфиксируют каждый мой чих в тогдашний приезд в Москву, накопают некоторое количество косвенных улик. Объясняться будет трудно, например, про двадцатку зелёных, которую я взял у Беглова, но эти нелепые ответы всё равно не приблизят Порфирия Порфирьевича к обвинительному заключению. Нервы вымотают нещадно, не зря губернатор про больницу сказал. Долго ли Палыч будет за меня сражаться? Он дико занятой прагматик, как только Клим Сидоренко намекнёт, что история грязная и не стоит выносить сор из избы, война сразу закончится миром. Мне предложат тихую должность в каком-нибудь попечительском совете, по городу поползут неясные слухи про моё бесславное прошлое и недоказанные убийства в настоящем, возможно, будет проще уехать из Челябинска навсегда.

Надо поговорить с Леной. Правду ей, конечно, сообщать нельзя. Придётся соорудить более-менее правдоподобную конструкцию, что менты из факта моего плена в Афганистане решили сочинить историю про «врага народа». Так ей будет легче переживать будущие невзгоды. На карьере дочери в «Газпроме» эта вся пакость отобразится не должна, во всяком случае, имею право потребовать гарантии.