Старые девы в опасности

— Хорошо, — сказал он. — Все в порядке. Вы и так много сделали. Я больше не буду просить вас рассказать о ритуалах. Не ходите на церемонию. Вы можете отказаться?

— Нельзя. Нас должно быть семеро.

— По одному человеку на каждый угол пентаграммы и Оберон с девушкой в черной рясе посередине?

— Они сказали вам? Джинни и Робин? Как они посмели?!

— Считайте, что я сам догадался. Прежде чем мы расстанемся, я хочу попросить об одном обещании, скажем, в память о Гризел Локк. Не курите слишком много марихуаны, чтобы не потерять головы и случайно не выдать нас.

— Я не выдам вас. Это я могу обещать. Но не курить пообещать я не могу и умоляю больше ни в чем на меня не рассчитывать. Но вас я не предам.

— Огромное вам спасибо. Думаю, еще до рассвета я попрошу позволения называть вас Пенелопой.

— Конечно, называйте. Когда мне бывало особенно плохо, — сказала бедная мисс Гарбель, — я утешала себя мыслью о кузене Родди и кузине Агги.

— Правда? — пробормотал Аллейн. От необходимости дальнейших комментариев его избавил заливистый перезвон колокольчика.

Трель привела мисс Гарбель в страшное смятение, Аллейну же она напомнила о стюардах, созывающих на обед пассажиров океанских лайнеров.

— Вот! — с каким-то надрывным торжеством воскликнула мисс Гарбель. — Колокола Храма! А мы, здесь, в чужой комнате, и бог знает, что нас ждет!

— Пойду взгляну, свободен ли путь, — сказал Аллейн.

Он взял трость и открыл дверь. В воздухе стоял густой запах благовоний. На нижней площадке зажгли свечи, в тусклом мерцании вились струйки и кольца пахучего дыма. Аллейн увидел приближающуюся снизу тень, звук колокольчика стал громче. Это был слуга-египтянин. По полукруглой стене плыла искаженная тень его тюрбана, затем появился он сам. Аллейн стоял неподвижно, опираясь на палку и спустив капюшон на лицо. Египтянин поднимался наверх, не переставая звонить. Проходя мимо Аллейна, он сделал приветственный жест и ступил на следующую лестницу.

Аллейн вернулся в комнату. Мисс Гарбель стояла, кусая костяшки пальцев.

— Все в порядке, — сказал он. — Вы можете идти. Если вы ощущаете в себе достаточную смелость и склонность к авантюризму, держитесь как можно ближе к Черной Рясе и, если увидите, что мой помощник вот-вот сделает ошибку, попытаетесь остановить его. Правда, он говорит только по-французски. А теперь вам лучше уйти.

Она задумчиво покачала головой. Затем, словно выходя из гостей, она одернула рясу, поправила волосы и даже протянула Аллейну руку.

— До свидания. Жаль, что мне не хватает смелости, — сказала она.

— Вы проявили немало смелости в последнее время. Я вам очень благодарен…

Аллейн смотрел ей вслед. Выждав тридцать секунд, он задул свечу и вышел из комнаты.

2

Прихрамывая, он спустился на три пролета по винтовой башенной лестнице. На нижней площадке рядом с дверью стоял зажженный канделябр. Аллейн еще вчера заметил эту дверь. Теперь она была открыта. В воздухе стоял густой туман от курящихся благовоний, так что каждую свечу венчал дымный нимб. Ноги утопали в пушистом ковре, Аллейн смутно различал дверь в комнату Оберона и повторяющийся рисунок на ткани, которой были обиты стены уходящего вдаль коридора.

Сквозь открытую дверь он увидел четыре подсвечника с горящими черными свечами. Следовательно, это была кладовая. Аллейн вошел. Черный бархат поглощал свет, а кадило, свисавшее с потолка, еще более замутняло видимость. Аллейн различил слегка отдернутую занавеску и ряд длинных одеяний за ней. Он не был уверен в том, что один в комнате. Старательно хромая, он подошел к свечам и взял одну.

Припоминая рассказ Терезы, он повернул направо и принялся свободной рукой ощупывать стену. Черный бархат неприятно покалывал ладонь. Аллейн двигался вдоль стены, нажимая на нее, и очень скоро она подалась: он нашел потайную дверцу, ведущую в храм.

Было что-то неестественное в беззвучной податливости дверцы. Возникало ощущение, что обыденные вещи вдруг стада менять свое предназначение и не дверца отворилась, а стена поплыла назад, открывая доступ в другую комнату.

Сначала Аллейн увидел лишь две горящие свечи где-то у себя под ногами и немного дальше шесть дымящихся курильниц. Затем он различил фигуру в белой рясе, скрючившуюся рядом с одной свечой, и фигуру в черной рясе рядом с другой. Аллейн ощутил каменные плиты под ногами и, глухо постукивая тростью, двинулся вперед. «У Робина Херрингтона, — подумал он, — Палка тоже подбита резиной».