Старые долги

Фетисов оценил поступок участкового по-своему. Что ему десятка? Раз плюнуть! Главное — никто не узнает. Обрадовавшись, Николай потащил лейтенанта в сад, за стол, ужинать. Они хорошо сидели, на законном месте, под яблоней, летний сорт, коричное, и спелые яблоки порой падали к ним на стол, потому что в толстой развилке над ними устроился Пашка и тряс дерево. Яблок на ветках не было видно в темноте, вместо яблок висели звезды, а на самой макушке покачивался месяц. Они сидели и пили чай, и Николай, морщась и отплевываясь после каждого глотка, жаловался:

— Третью неделю, Иваныч, веришь, не употребляю. Вот эту отраву хлебаю. У меня от нее мозги водянистые и тоска на душе ужасная.

Время от времени Фетисов грозился сшибить сына на землю, чтобы не вредил яблоню, и тогда Пашка затихал ненадолго, но с дерева не слезал, потому что внизу, за столом, разговор пошел интересный — решалась важная задача: как лучше к звездам лететь, чтобы быстрее и надежнее. Калинушкин специально для Пашки свою задумку выразил насчет атомного двигателя в ракете: магнитом вредные отходы вытягивать, как пылесосом. Николай сначала согласился, а потом засомневался:

— Где ж ты этот магнит с отходами держать будешь? Ежели в ракете, все равно вред.

Но Калинушкин и это предусмотрел:

— На тросике можно. За хвостом.

Фетисов подумал и снова:

— Залепит магнит-то отходами. Ежели только встряхивать…

У Александра Ивановича опять ответ был готов:

— Электрический магнит. Кнопку нажмешь — магнит. Еще нажмешь — железка простая, все с нее и осыплется.

Николай окончательно согласился:

— Тогда можно.

Пашка с дерева голос подал:

— Да ты, дядь Саш, папке поставь литр, он тебе куда хочешь слетает — в одних тапочках, без ракеты.

Николай находился в мечтательном состоянии и не разозлился, а, наоборот, крикнул любовно:

— Шпана ты, шпана и есть! Три недели как завязал.

Такая умственная беседа у них получилась, так ответственно они к делу подошли — расставаться не хотелось. Подольше бы посидели — еще чего-нибудь ценное придумали бы: оба чувствовали, как подкатило что-то к горлу, и легкость какую-то душевную чувствовали. Казалось, тряхни Пашка посильнее яблоню — и на стол вместо яблок звезды посыплются и месяц, цепляясь рогами за ветки, сползет вниз… И все было бы хорошо, да под конец у Александра Ивановича настроение испортилось. Дурацкий разговор Фетисов затеял:

— Все в небо глядишь, а чего под носом творится, не видишь.

— Чего творится? Где? — встрепенулся Александр Иванович.

— А это я тебе не отвечу, — ухмыльнулся Фетисов. — Сам соображай.

— Вышел я из возраста в загадки играть, — сказал Калинушкин.

— Одно скажу: коммутатор-аккумулятор! — таинственно произнес Николай.

— Что такое?

— Кому татор, а кому лятор!

Калинушкин с полминуты переводил, фетисовскую тарабарщину на понятный язык, а потом возмутился:

— Это у тебя лятор, что ли? Ну ты даешь! Живешь как куркуль — одно звание рабочее…

— А-а, — пренебрежительно махнул Николай в сторону дома. — Все не то.

— Дядя Саша, — крикнул Пашка с дерева, — скажи ему, чтоб два рубля отдал за цветы! Целковый один кинул, жулик!

Калинушкин встал из-за стола, сказал официально:

— Спасибо за угощение. Про штраф не забудьте. В трехдневный срок.

Он вышел от Фетисовых и зашагал, вглядываясь в темноту, разрезанную цепочкой придорожных фонарей. Одинокий стук каблучков догнал Калинушкина, заставил оглянуться и почтительно поднести руку к козырьку фуражки. Мимо него, обдав незнакомым запахом духов, прошли гражданка Соловьева. Она едва кивнула в ответ и заспешила дальше. Ирина Георгиевна торопилась к телефону-автомату.

Месяц назад она была бы счастлива, узнав, что муж задержится в городе.

Еще в тот злополучный день после объяснения с мужем она поняла: это конец. Впрочем, неприятное объяснение было лишь последней точкой. Конец наступил несколько раньше, когда разыгралась нелепейшая сцена в совхозе, которую она сама, увы, и организовала. Насмешливые возгласы парней до сих пор стояли у нее в ушах, а перед глазами — лицо Геннадия, искривленное не болью, а, как ей теперь казалось, отвращением. Ну что ж, конец должен был наступить рано или поздно, обманываться не стоило, она не рассчитывала и на такой срок. Можно было бы чуть отдалить его, промолчав о неприятном супружеском разговоре, но тогда Геннадий оказался бы в положении ложном и даже опасном. Она и без того побаивалась за судьбу Геннадия: Василий Васильевич мог причинить ему много неприятностей.

Вот уже месяц Геннадий не давал о себе вестей. Недавно она не выдержала, позвонила, решив: «Будь что будет!» Хозяйка злорадно ответила: «Нету! Съехал!» Ирина Георгиевна была уверена, что старая ведьма, как всегда, не хочет подзывать Геннадия к телефону.