Старые дома

Так это продолжается и доселе в неизменном строе и порядке, и под таким веянием отрадной атмосферы служу я в институте благоприятно и благополучно сряду теперь двадцать третий год.

Освободившись от тяжёлой службы приходского священника и от неблагодарной службы семинарской, и состоя на одной тихой и спокойной в внутреннем и внешнем положении службе в институте, при вполне достаточном обеспечении от него в материальных средствах, я мог свободно и беспрепятственно заняться и по должности в Тамбовской консистории.

Освоившись мало-помалу со всеми её порядками и делопроизводством, и ознакомившись со всеми законоположениями духовного судоустройства, и администрацией по уставу консисторскому и по другим сборникам распоряжений правительственных, как духовных, так и по новым гражданским законам, по уставам императора Александра II, только-то изданным, я принялся ревностно за практику консисторского члена.

И много положил труда на то, чтобы выработать из себя члена опытного, знающего дело основательно, имеющего его делать своими руками и головой, без вторжения и вмешательства со своим порабощающим руководством секретарей и столоначальников.

Труд, как давно известно, всё преодолевает. И я, при помощи Божией, со временем стал в довольно твёрдое положение, при котором мог руководствоваться в делах своего столоначальника, да мог иметь влияние по делам и на секретаря, направляя всякое дело к нормальному его ходу и законному исходу.

У преосвященного Феодосия я находил нужную поддержку и руководство. Он человек по делам управления был добросовестный и правдивый, преследовал взяточничество, которое по новым окладам, возвышенным, для секретаря и его канцелярии, должно было совершенно прекратиться; но в канцелярии въевшаяся язва старинная была ещё в силе, и хоть тайно и боязливо, действовала по закоулкам.

Сам Феодосий следил за всем, и дела консисторские просматривал и разбирал внимательно, и от членов требовал деятельности зоркой и внимательной. Поэтому при нём в консистории всё шло более или менее исправно, и служба деятельного члена консистории была спокойна, солидна и разумно-делового характера.

При всей нелёгкости обязанностей члена, я на службе консисторской не тяготился, – трудись и делай своё дело добросовестно, по закону, архиерей это заметит, и поможет в случившихся препятствиях, и поощрит. Стало всё в консистории устанавливаться в законную форму, и идти, привыкая, по нормальной колее.

По издавна вошедшему обычаю в нашей высшей церковной администрации, монахи-архиереи и монахи-неархиереи в семинарии не заживаются на своих местах подолгу, а очень часто через самое короткое время меняются и передвигаются, кто на высшее, кто на низшее место, кто на выгодное, кто на менее выгодное. Кто по видам административным переводится из отдалённого места, например, Сибири, поближе к центру Петербургскому, а кто из Петербургского центра в отдалённый край Сибири. И на это передвижение, постоянно творимое, идёт, и едва ли производительно, большая сумма денег, особенно по щедро отпускаемым деньгам для подъёмов и проездов на дюжину лошадей архиереям. Как бы пригодились все эти деньги на вопиющие нужды в духовном ведомстве! А сколько бывает неудобств и расстройств местных при частой смене. Один архиерей поработал на своей епархии, завёл строй и порядок, и идёт дело благоустройства в нужном складе и направлении. Другой, поступивший, не зная местности, её склада, и не понимая исторически существующего, всё повёртывает по-своему, и выходит часто путаница, которую новый поступивший берётся распутывать, устанавливая своё без всякого знания местного склада и исторического сложения порядков и обычаев. И так епархиальная почва распланировывается то так, то иначе, и засевается то хлебом, то травой, то зарастает бурьяном от постоянного передвижения и смены её оратаев.

Это случайное и неустойчивое обстоятельство внезапно и постигло Феодосия, когда он только что обжился в епархии, устроил консисторию, и много другого завёл хорошего и полезного, и расположился оседло жить, и более устроял свою епархию, имея для этого и опытное знание, и знакомство с местом и его историческим складом, тем более, что и лета его преклонные располагали, и внутреннее его настроение скромное и неискательное побуждало окончить и дни свои в Тамбове, к которому он привык.

Но нет: свыше почему-то распорядились иначе.

Прислали указ быть ему епископом вологодским и устюжским, а на месте его в Тамбове быть епископу вологодскому Палладию, и отпустить тому и другому на перекрёстный путь и подъём приличную сумму.

С великой скорбью, и даже поплакав, принял Феодосий этот перевод, тем более что он был на повышение. Не хотелось трясти по дороге свои старые кости и зябнуть на сырости в холодной и пустынной, с болотами и тундрами, Вологодской епархии. “Да, – говорил он своим монахам приближённым, – вот и наградили за то, что я устроил ваш монастырь, – ел сам щи и кашу, и скопил вам в монастырской экономии десятки тысяч. Приедет другой – молодой, всё это у вас растратит на один свой стол”.