Старый дом

– По кочану! Слушай дальше. Разбил Андрей на погосте свое хозяйство, а там, где была та самая могила – построил дом с огромным подвалом, где и спрятал сундук с тем самым золотом.

– Эй, Агриппина – тётка из часовни, что ли?

– Что ли.

– А путник кто?

– Андрей Мякиш.

– А почему их нельзя было сразу по именам назвать?

– Потому, что так гласит легенда…

– …Из путеводителя! Слышал уже. Интересно, кто ее сочинил?

– Кто, кто… – Берта схватила стакан, – …дед Пихто. – Стакан был пуст. Схватила бутылку, плеснула пару капель и тут же выпила.

– Ну и пожалуйста, – обиделся Дроня. – Сам могу прочитать, только ты интересней рассказываешь.

– Ладно, ладно, – разулыбалась она, – чего-то я вспылила не по делу. Так на чем мы остановились?

– На том самом золоте в подвале.

– Ага. Значит так: золото хранилось в подвале, и сторожил его Черный морок, прислужник Облачного призрака. Захотелось как-то раз Андрею втайне от жены припрятать слиток на черный день. И только он залез в сундук, как появился Черный морок. Повалил Андрея наземь, и дунул ему в ухо черным пеплом.

– Помер? – спросил Дроня без особого интереса.

– Нет, не помер. Заболел сильно. Десять лет болезнь пожирала его мозг, пока однажды череп не выдержал и лопнул. Из носа и ушей кровь хлынула и залила в доме весь пол и затопила подвал.

– Эй, а не слишком ли много крови?

– Думаешь?! Вот и сынок Андреев так посчитал: в один миг перетянул отцову шею пеньковым жгутом, что поддерживал его льняные портки. Но папенька к тому времени был уже мёртвенький, – прикрыв глаза, Берта растеклась по спинке стула и совсем некультурно зевнула. Ее голова свесилась на грудь, а из приоткрытого рта вылетел не то всхлип, не то храп.

Выпятив подбородок, Дроня уставился на ее желтую булавку и яснее ясного вдруг представил себе истекающего кровью седого деда, бьющегося в агонии о деревянные доски пола, и хилого пацана со спущенными штанами, затягивающего на его шее тонкий жгут.

«Ну, во-первых, кровь не может залить подвал, ее так много в человеке не бывает, – размышлял он, – а во-вторых, у задушенного покойника должен вывалиться синий язык…»

– Ба, а язык вывалился? – громко спросил он.

– Какой язык? – вздрогнула спросонья Берта. – У кого язык?

– У дядькинова трупа.

– Ерунду не мели! – Она потянулась за стаканом, но на полпути вспомнила, что уже выпила. Поискала глазами бутылку, которую Дроня предусмотрительно поставил на пол, не нашла, махнула рукой и опять развалилась на стуле. – Так вот, надо сказать, что Агриппина, жена трупова… тьфу ты, уже вдова… обладала редким даром целительства. Собирала лечебные травы и коренья, разбиралась в их ядовитых и лекарственных свойствах.

– Типа ведьмы была?

– Типа фармацевта, не перебивай. Но не помогло ее знахарство победить болезнь мужа. Похоронила она Андрея и озадачилась сыном: как бы теперь он в сундук не полез. Навесила засов на подвальную дверь, а ключ от сундука всегда с собой носила. Вот он, кстати. – Берта дотронулась до желтого камня.

– Да ладно! – Дроня потянулся к нему. – Дай-ка заценю!

– Подрасти сначала. – Она шлепнула его по руке. – Вещь дорогая, огромных денег стоит. Лучше отдай-ка мне бутылочку, что-то в горле пересохло.

– Да-а-а, – протянул внук и нагнулся под стол, – такими питьевыми темпами конца истории я сегодня не дождусь.

– Не пукай! – занесло бабулю. – Я в полном порядке! – Откинув со лба волосы, она схватила бутылку, приложилась прямо к горлышку, с удовольствием выдохнула и продолжила: – К тому времени народу в Ведьмином троне прибавилось. Дочь Агрипкина подрастала, сынку Андрею шел семнадцатый годок, и у кузнеца с Катериной девочка родилась, Гретой назвали. Хозяйство понемногу расширялось, пришлось нанять в садовники Мирона. Был он, то ли дальним родственником мужа, то ли Агрипкина «седьмая вода на киселе», но отец его вроде тоже лютиками целебными увлекался. Да! Еще девчонку в лесу подобрали, на кухню к Катерине пристроили. И вот, взяв в подручные Мирона, основала Агриппина тайную общину сирых и убогих, поклоняющуюся Великой матери Андронахе, которой сама же она и была. Обнесла дом высоким частоколом, настроила бараков и теплушек. Хитрющая была Агрипка и большая умница. И матерь эту великую придумала, чтобы скрыть истинную причину отлова никчемного сброда из вонючих городских трущоб. Отбирала убогих по особым признакам: хоть хромой, хоть косой, хоть горбатый, хоть щербатый, лишь бы некому было искать его, без вести пропавшего. Поила их травяными настоями да рыбьим жиром и кормила до отвала. И то ли от веры сильной, то ли от черта лысого, но горбы их распрямлялись, косоглазие исчезало. И поклонялись они ей с пущей верою и неистовством, отбивая поклоны земные до кровавых незаживающих ран на лбу. А как время приходило, умирали за нее, не догадываясь, что гниль в их головах плодилась не от челобитья, а от руки Великой матери… – Тут Берта снова начала клевать носом.