Старый тракт (сборник)

В квартире на четвертом этаже все окна освещены. Выходит, все в сборе: и Надя и Валерий… Неужели и этот Висса приперся? И что в нем хорошего нашла Надя? Зачем ей надо, чтобы Варя обязательно сдружилась с ним? Неужели всерьез рассчитывает, что Висса будет желанен ей? А тот тоже хорош гусь! Ведь ясно же сказала: Мишка Огурцов завладел моим сердцем. Так нет, все-таки лезет: «Ва-ре-нька! Ва-ре-нька!» Ученый автомат: так и сыплет, так и сыплет мудреными словечками из книжек…

Варя своим ключиком открыла дверь, вошла в квартиру и попятилась к порогу от удивления. На середине прихожей с тряпкой в руках, с всклокоченными волосами, красный и потный, с голыми ногами, в засученных штанах до самых колен, стоял Валерий.

– Валер, ты чё это за уборку-то принялся? Хоть бы меня дождался. А Надя не пришла еще? – Варя быстро расстегнула пальто, скинула с плеч, повесила на вешалку, готовая сию же минуту помогать Валерию. Но когда она обернулась от вешалки, Валерий, приложив палец к губам, выразительно вращая глазами, кивал головой на дверь спальни. «Видно, поссорились, – догадалась Варя и улыбнулась – ненадолго! Надя хотя и вспыльчивая, но отходчивая. А Валера тем более… Славный муж Валера. Секретарь горкома, а не заносится, простой… Вон с тряпкой, с ведром», – подумала Варя.

– Варвара, не смей ему помогать! Когда заведешь собственного мужа, тогда и распоряжайся, – послышался Надин капризный голос из спальни.

Варя даже вздрогнула. Что это она? Неужели сестренка уже надоела ей? Чужого она не ест, все, что получает в больнице, все до копейки отдает.

– Капризуленька ты моя сладкая! Что ты? Что с тобой случилось? – останавливаясь возле двери в спальню, сказала Варя. Не раз уж так бывало: Надя раскапризничается, раскричится, а Варя к ней этак ласково: «Сестреночка моя, нянюшка моя золотая». Смотришь, а Надя уже не та, разговаривает, сама же над собой смеется: «Ну, и сумасбродная баба! Ну, стервоза!»

Варя хотела войти в спальню, приласкать сестру, успокоить, но та услышала ее шаги, закричала еще громче:

– Не смей входить! Оставьте меня в покое со своим Кондратьевым!

– «Со своим Кондратьевым»?! – повторила Варя и вся красная до корней волос повернулась к Валерию: – Валер, она что, в своем уме?

– Вполне, Варя. И более того: когда успокоится, поймет всю свою ужасную неправоту. – Валерий говорил без всякого надрыва, выжимая тряпку над ведром, скручивая ее в упругий жгут.

– «Ужасную неправоту»? Расскажи хоть, о чем идет речь? – Варя отошла от двери спальной, чувствуя, что сегодня ее обычный прием в отношении сестры не будет иметь успеха.

– О чем речь? О тебе, Тростинка, о тебе, – с усмешкой посматривая на Варю, спокойно сказал Валерий.

– Провинилась? – тревожно спросила Варя, и в глазах ее сверкнули мятежные огоньки.

– Ябеда ты! Ябедник, ябедник! – снова послышался крик Нади.

– Да перестань ты, Надюша! Варя сама все поймет, – раздражаясь, сказал Валерий.

Вдруг Надя вскочила с дивана, хлопнула дверью, чтобы не слышать того, что неизбежно должно было произойти.

– Понимаешь, Тростинка, вот уже под вечер тебе принесли письмо из деревни. Привез его шофер председателя колхоза, который вызван на какое-то совещание в область, – начал рассказывать Валерий.

– Шофер не назвался?

– Нет. Попросил только обязательно передать тебе письмо. Даже упрекнул почту: с попутчиком послали, чтобы не затеряли где-нибудь почтовики. С тем и ушел.

Надя схватила письмо, разорвала конверт и стала ругать какого-то Мишку Огурцова, который якобы встал поперек твоей дороги и во что бы то ни стало хочет вернуть тебя назад в деревню. И вот видишь, что стало с письмом? – Валерий извлек из кармана скомканный и разорванный на несколько частей лист бумаги и самодельный конверт. – И, как ты понимаешь, пришлось вмешаться мне. Письмо я выхватил из ее руки и сказал: что бы там ни было написано, от кого бы оно ни пришло, Надя не имеет права не отдать его тебе. Такая опека унизительна и вредна. Надя заговорила о своем: она в ответе за тебя, как старшая, она устроила тебя на курсы и не допустит, чтоб кто-нибудь из посторонних мешал тебе идти к цели… Ну вот, Тростинка, суть дела. А остальное ты сама видела и слышала…

Варя верила и не верила его словам: неужели Надя в самом деле до такой степени эгоистична и самоуверенна? Ведь, в конце концов, Варя самостоятельный человек, и ей недалеко уже до восемнадцати лет!

– А письмо разобрать можно? – спросила Варя.

– Попробуй. – Валерий подал ей скомканные клочья, Варя распрямила их на столе, соединяя по линиям разрыва. В глаза бросились крупные строчки, написанные знакомым до последней запятой округлым почерком Мишки Огурцова. Сердце сразу заколотилось сильными толчками, будто она только что совершила рекордный пробег.