Старый тракт (сборник)

Он мотал контуженой головой, умолкал, и его глаза с обожженными огнем горящего танка веками и иссеченными надбровными дугами, чудом уцелевшие глава героя того времени, становились вдруг влажными, мечтательными и до поразительности доверчивыми, как у ребенка, и тут все понимающе замолкали.

— И как там было дальше, Прохор Федосеич? — с неутоленным любопытством в голосе напомнила о прерванном рассказе Варя.

— А так и было, Варварушка. Поначалу лупили они нас и в хвост и в гриву. Огрызались мы, конечно. А уж потом пошел верх наш.

И, скажи на милость, снова выпал мне случай повидаться с твоим дедом Петром Тимофеичем.

Гнали мы в ту пору фашистов назад. В одном месте дело застопорилось. Такой они против нас огонь открыли — ужасть! Начали наши подтягивать из тылов артиллерию. А моя работа одна: вози, Прохор, снаряды, вози как можно больше.

Вот раз приезжаю, слышу какой-то шумок возле наших позиций. Один голос явственно различаю: «Вы, так вашу разэтак, долго нас на голодном пайке будете держать? Разве мы опрокинем таким нажимом оборону немцев?!

Слышу голос и чую: знакомый он мне. А вот чей, вспомнить не могу.

Подхожу поближе. Смотрю, стоит Тимофеич и кроет изо всех силушек нашего начальника боепитания.

Ну, он офицер, капитан, а я солдат. А все ж не удержался я, кинулся к нему. Земляк тоже не малое звание. И он обрадовался, схватил мою руку, жмет, в глаза заглядывает. «Какие вести, Федосеич, из дому? Какая жизнь боевая?» — «Видишь, говорю: служим Советскому Союзу. А из дому случаются письмишки. Нужду терпят, а повеление одно: добивайте врага скорее!»

Может, и подольше поговорили бы, вспомнили бы кое-что про мирную жизнь. А они, немцы-то, язви их, как двинули на нас самолеты. «Воздух!» — кричат со всех сторон. Тут уж, Варюшка, не до разговора. Сыпанули все кто мог в укрытия: кто в блиндажи, кто в окопы, кто забился в кусты…

А когда налет отгремел, помчался я опять на станцию, на армейский склад за снарядами.

Приезжаю оттуда со своим грузом, слышу-послышу, говорят: много убитых в налет. А старший лейтенант, начальник боепитания говорит: «И земляк твой, капитан, командир первого дивизиона тоже убитый. Кричал, говорит, на меня, с кулаками кидался и не знал, что до обрыва пять шагов». Война, Варюшка, война, будь она трижды проклятая…

Варя много раз читала у бабушки Олимпиады Захаровны пожелтевшую бумагу, которая звучала хотя и торжественно, но воспринималась как-то отдаленно, по поверхности сознания. «Сообщаю, что ваш муж капитан Березкин Петр Тимофеевич пал смертью храбрых в битве за освобождение нашей Родины от фашистских оккупантов».

Никоноркин своим коротким воспоминанием будто погрузил ее в ту тревожную и жестокую жизнь, и ей живо представилась, как наяву, и эта перепалка командиров, и радость, с какой один из них встретил нежданно-негаданно земляка, и весь этот простой и суровый разговор: «Кричал… с кулаками кидался… не знал, что до обрыва пять шагов».

— Непостижимое время! И непостижимые люди! — вслух произнесла Варя слова учителя.

— Чё ты, Варварушка? Чё говоришь? — на миг не понял Никоноркин, но тут же смысл ее слов открылся ему в полном их значении, и он поспешил со своим выводом:

— Вот уж точно, Варварушка. Оглядываешься, вроде там не мы, другие были и не такие, как мы. А все ж мы были!

Варе думалось, что Никоноркин в своих расспросах поставит теперь точку. Ей самой захотелось посидеть молча, подумать, побыть в состоянии тихой кручины, которая поднялась в ее душе после того, как услышала она о смерти далекого и близкого деда, услышала подробности, вероятно, неизвестные даже бабушке, а может быть, уже забытые ею.

Но тут душевный настрой у них не совпал. Никоноркин не только не хотел молчать — он не мог молчать. Воспоминания о фронте, о тех днях, затаенное ощущение неизбывной радости оттого, что тех вот нет, а он живет, движется, работает, а мог бы ведь, как и они, лежать в сырой земле, будоражили его неукротимый интерес к нынешней жизни, к людям, которые окружали его.

— Значит, ты как же теперь, при ком жительствуешь? — осторожно, чуть скосив на Варю глаза, спросил Никоноркин.

Варя мгновенно поняла, куда он клонит. С год тому назад в семье у Березкиных произошел распад. Варины отец и мать разошлись. Мать вскоре вышла замуж за колхозника Степана Богатырева, а отец вслед за этим женился на враче участковой больницы Елизавете Валерьяновне Чистяковой.

— С бабушкой я осталась. Живу с ней, с Олимпиадой Захаровной, — торопливо сказала Варя.