Старый тракт (сборник)

Вполне допускаю, что медаль была несколько иной или совсем другой, и меня знатоки могут уличить в неточности, но память рисует ее именно такой, и мне не хотелось бы поправлять свою память. Медаль принадлежала родному брату моего деда Фрола Максимовича Ивану Максимовичу. Он был средним братом среди трех братьев Марковых, прозванных Бугорскими. Прозвище, ставшее одно время у моего деда и отца постоянной приставкой к основной фамилии, имело очень простое происхождение: в деревне мои предки жили на бугре.

За белые волосы на голове и такую же белую пухлую бороду на селе звали Ивана Максимовича Маркова-Бугорского Солдат-серебрян.

Вместе с женой Солдат-серебрян жил в церковной сторожке, исполняя обязанности сторожа церкви и трапезника.

Все односельчане уважали стариков за тихий, кроткий нрав и доброту к людям. Что касается самого Солдата-серебряна, то им втайне гордились. Он многие годы служил в армии, участвовал в освобождении «братушек», как в просторечии называли болгар, долгие годы единственный в селе имел медаль, которую, кстати сказать, осмотрели и ощупали все жители села.

О Солдате-серебряне заботились не только родственники и верующие, посещавшие церковь, но и все «общество» — все мужчины и женщины, старые и молодые. В прежнее время староста, а в советское время председатель сельского Совета следили за тем, чтоб Солдат-серебрян имел дрова, хлеб, картошку, молоко, чтоб по субботам соседи приглашали старика и старуху в баню помыться, попарить старые кости. Все это так вошло в обычай, что не требовало каких-то особых напоминаний.

Иногда в зимние морозные дни мы, ребятишки, катавшиеся с косогора у церкви, набивались в избушку Солдата-серебряна, чтобы погреться и еще разок посмотреть загадочную медаль, которую старый воин хотя и бережно хранил на божничке возле икон, но посмотреть давал охотно.

Не раз мне приходилось слушать рассказы Солдата-серебряна о своей службе. Правда, в отличие от многих людей, прошедших военный путь, Солдат-серебрян не любил рассказывать о себе.

— Лихо было! Лихо! Двадцать годов солдатскую лямку тянул. Вишь вон спина-то до сей поры, как плаха, не гнется, — говорил он. И действительно, до самых последних дней жизни он ходил, как на параде, развернув плечи и выпрямив спину, держа голову подчеркнуто прямо.

Но иногда, уступая настойчивым просьбам ребятишек, Солдат-серебрян начинал рассказывать о том, как «бивали наши расейские солдаты турку под Плевной».

И тут мы все затихали. Непривычно и завораживающе звучали названия болгарских городов, фамилии и звания русских генералов, имена турецких пашей.

Солдат-серебрян уж если начинал рассказывать, то рассказывал с увлечением. Он вставал из-за стола, выходил на середину избы, а ребятишки, еще плотнее прижимаясь друг к другу, втискивались в углы.

Старый воин не только рассказывал, а непременно показывал, как приходилось сидеть в секретах, брать «турку» в плен, орудовать штыком. На нас, ребятишек, эти рассказы производили незабываемое впечатление, и потом в своих играх у речки в кустарниках мы все это старались воспроизвести.

Расходились мы из избы Солдата-серебряна неохотно, упрашивая старика когда-нибудь еще рассказать о войне с «турком». Но старик был несловоохотлив, и такое счастье выпадало нам нечасто.

Я хорошо помню озабоченную суету в нашем доме, когда Солдат-серебрян умер. Кстати, он скончался во сне, пережив свою жену, свою боевую подругу, как бы мы сказали теперь, всего лишь на одну неделю.

Хоронить его пришли и старые и молодые. Церковь была битком набита, когда его отпевал наш священник отец Аполлинарий. Несмотря на морозный день, все шли за гробом, и никто не ушел с кладбища, пока не предали тело старого воина вечному покою в родной земле.

Помню, как мой отец, тоже старый русский солдат, прослуживший вместе с матерью на Дальнем Востоке, около бухты Посьет, целых шесть лет, с гордостью в голосе говорил:

— Смотри-ка, как похоронили дядю Ивана! Все пришли! Все общество шло за гробом, — и тут же объяснял, почему это случилось: — А как же иначе?! Не просто мужика хоронили — солдата! А солдат — государственный человек! Не себе служит — всем слуга. Отечеству — защита! — Вероятно, отец вспоминал отдельные изречения, усвоенные на всю жизнь на занятиях «по словесности». Так, кажется, в старой армии называлась зубрежка уставов и наставлений.

Уже в раннем детстве из рассказов отца и матери я, как, впрочем, и все мои братья и сестры, многое знал о военной поре моих родителей на Дальнем Востоке. Мы знали имена наместников царя на Дальнем Востоке, фамилии генералов — командиров бригад, фамилии и прозвища младших офицеров, знали, как проходят смотры войскам, когда гарнизоны посещают высокопоставленные особы.

Много интересного рассказывали родители о своем «кругосветном» путешествии на пароходе «Санкт-Петербург» через моря и океаны — из Владивостока до Одессы. Путешествие это было трудным, с безжалостной многодневной качкой, тем более что у родителей на руках были маленькие дети.