Стать нижней

Мужчина зашёл за ней следом в подъезд. «Начнёт приставать, сопротивляться не буду», – подумала Капитолина. Подошла к лифту и, когда мужчина оказался рядом, нажала кнопку вызова. «Тебе на какой?» – спросил мужчина, когда она прижалась спиной к стенке в дальнем углу грузовой кабины. Голос был низкий и приятный. «Всё равно!» – сказала с вызовом и присела на корточки. На самом деле она хотела рассмотреть мужчину снизу. На нём были темно-синие джинсы и короткая чёрная ветровка. Одного взгляда между ног достаточно, чтобы понять, что там довольно много даже в спокойном состоянии. У неё резко и похабно заныло внизу живота. Ну что, дядя, будем действовать или нет?

Подняла на него мутный взгляд. В его лице что-то азиатское, выражение очень волевое. Взгляд даже не строгий, а какой-то суровый. Как именно должен выглядеть суровый взгляд, Капитолина толком не знала; но, наверное, как у него. Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд. Потом мужчина демонстративно нажал кнопку шестнадцатого этажа. «Ты точно хочешь со мной прокатиться? – спросил металлическим голосом. – Какой твой этаж?»

«Валяйте! – сказала Капитолина. – Прокати нас, Петруша, на тракторе. И до лесенки нас прокати». Эту песенку тоже пела ей ещё в раннем детстве влюблённая в Хворостовского бабушка. Правда, там по-другому как-то, но слово «лесенка» присутствовало. «Ну вот. Сейчас с дяденькой попробую. Если он не трус».

Лифт остановился. Мужчина смотрел жёстко.

«Нажралась? Тебе понятие девичьей чести не знакомо?» Она фыркнула: «Чё? Не неси пургу, дядя. Бережёшь честь смолоду – помрёшь от сексуального голода». Встала с ухмылочкой, демонстративно задела «Хворостовского» плечом и первой вышла из лифта. По подъездам шариться ей не привыкать. Уверенно открыла дверь на лестницу и встала у окна.

«Сейчас лапаться полезет. Сразу не дамся, нефиг, пусть поприжимается и посопит. Он старенький, я для него лакомый кусочек. Ну, давай же, дяденька, ручонки небось дрожат». Но всё вышло не так.

«Встань к стене лицом и спусти джинсы», – очень спокойно приказал мужчина. Она хотела сказать: «Вот ещё!» Но почему-то не сказала. Что-то было в этом уверенное, спокойное и властное. Хотелось слушаться. Она выставила свой африканский задик, даже отклячила немного. Расстегнула ремень джинсов, хмыкнула. Потом повернулась спиной и, призывно виляя задницей, опустила джинсы. Трусы практически скрылись между двумя составляющими её африканской прелести. Оперлась руками о стенку. Не в первый раз. Мало того, не первый раз именно здесь. И грязная банка с окурками, которая стоит на никогда не мытом окне, тому свидетель.

Однако то, что произошло спустя пару десятков секунд, её совершенно ошеломило. Её африканский зад ожгла боль; знакомая, но своей неожиданностью шокирующая. Обернувшись, она увидела, что мужчина с шевелюрой Хворостовского держит в руках ремень и замахивается на второй удар. Она как была с приспущенными джинсами, так и присела. Как минимум половина алкогольного опьянения слетело сразу. «Дядя, вы чего?!»

«Встань как стояла». Абсолютно нейтральный жёсткий голос.

«Отстаньте. Я кричать буду!»

«Не будешь». В голосе столько власти и уверенности!

«Я полицию позову!»

«Я сам – полиция».

«Да-а?..»

Ничего хуже полиции Капитолина представить себе не могла. У неё в жизни было три силы. Сначала родители; правда, отца с его ремнём она уже с тринадцати лет начала посылать матом. Потом сильные пацаны во дворе, которые на словах все уважают пресловутый АУЕ; они кошмарили её сверстников в школе. Район у них рабочий, взрослые социально активны, и после нескольких расправ поборы в школах прекратились. Ну, и верх всего – менты, у них зверское отделение, лучше не попадать. Её Блич, побывав там, набил на плече «ПОСТ» – «Прости Отец Судьба Такая». У Капитолины среди лиц мужского пола один авторитет – старший брат. Папик – спившийся овощ. Ну и ещё был её парень. До сегодняшнего дня.

Слово «полиция» пугало и парализовывало. Это была некая высшая сила, с которой лучше не связываться. Слово разом подавляло любое желание сопротивляться, она бы и в трезвом состоянии немедленно подчинилась. Страх перед полицией полностью выключает её, в общем-то, невеликие умственные способности и парализует волю. С ментами не надо иметь дела, никак не контачиться. Она даже не подумала, что её, может, берут на понт, и дяденька вовсе не из полиции.

Одно это слово – и всё, она всего лишь тело, готовое к подчинению. Капитолина послушно встала, развернулась к стенке и подставилась под ремень чужого мужика. И всё время, пока он порол, думала: так ей и надо, такой ужасный день не может закончиться иначе. Она прилюдно опустила своего парня, а тут ещё и хотела изменить ему со старым пердуном. Вот и правильно, что нарвалась. Наверное, было около тридцати сильных ударов. Алкоголь частично заглушал боль, она не проронила ни звука.