Стать смыслом его жизни

— Постойте, но в том состоянии, в котором она ушла из больницы, Петровой достаточно было одного слова, чтобы наброситься на мужа.

— В том-то и дело, что она на него не набрасывалась. Из ее слов следует, что она пришла домой, выпила сильную дозу успокоительного и легла спать — действительно, у нее в крови были найдены остатки транквилизаторов. А когда проснулась, обнаружила мужа мертвым. Он умер, выпив отравленного пива. Пиво это — двухлитровая пластиковая бутылка — было куплено в супермаркете за день до происшествия, оперативники нашли в мусорном ведре чек. Так вот, в этом пиве содержалась смертельная доза яда. Поэтому версия об убийстве в состоянии аффекта отпадает — налицо тщательно спланированное преступление.

— Подождите. Но какой ей резон травить мужа? Ведь можно было спокойно развестись!

— Квартира, например. При разводе они с сыном могли рассчитывать только на комнату в коммуналке, в лучшем случае на однокомнатную.

— Ну и что? У ее матери двухкомнатная квартира, обменяли бы на трехкомнатную, еще и с доплатой.

— Вера Петровна, это только наши домыслы, которые для суда не имеют абсолютно никакого значения. Нужны факты, которых у нас нет.

— Я могу завтра попробовать поговорить с Галиной. Не уверена, что из этого что-то выйдет…

— Знаете, Олег Васильевич сказал, что у вас удивительные эмпатические способности.

— Олег Васильевич склонен преувеличивать.

— В данном случае, как мне кажется, он немного приуменьшил.

— Спасибо за комплимент.

В это время в зал вошел Олег — Вере даже показалось, что он стоял под дверью, не желая мешать их беседе.

— Ну как, вы уже поговорили?

— Да, — ответил адвокат и протянул Вере визитку. — Вот мои координаты, если у вас появится хоть какая-нибудь информация, смело звоните в любое время дня и ночи.

— Хорошо, — сказала Вера.

— Поужинаете с нами? — предложил Олег.

— Нет, извините, пожалуйста, но мне надо еще поработать сегодня.

Олег пошел провожать адвоката, а Вера отправилась на кухню, откуда по всему дому распространялись будоражащие воображение запахи.

Утром Вера с Ромкой, как всегда по пятницам, поехали к логопеду. Татьяна Алексеевна не зря слыла лучшим специалистом в области. Благодаря совместным усилиям Веры и Татьяны Алексеевны мальчик потихоньку заново учился говорить. Успехи его оценивались близкими по-разному. Если Васильченко различал только звуки «ы-ы-ы-ы-ы», «у-у-у-у» и «и-и-и-и», то Лиза явственно слышала, как мальчик называет ее по имени. Вера понимала, что со своей подругой Роман более откровенен, поэтому просила Лизу, чтобы та провоцировала Ромку издавать звуки, а не общаться с помощью кивков.

Когда Васильченко впервые увидел, как малолетняя дрессировщица отдает его сыну команду: «Голос, Ромка, подай голос!» и ребенок в ответ нечленораздельно мычит «у-у-и-и-и», после чего Лиза засовывает в рот любимого дитятки кусок шоколадки, он пришел в ужас.

Тогда Лиза, чтобы хоть немного успокоить огорченного видом чумазого сына папашу, потребовала:

— Ромочка, скажи: «папа, па-па».

Мальчик кивнул и важно произнес:

— А-а. А-а.

Звук был низкий, похожий на голос неизвестного духового инструмента, абсолютно расстроенного и слегка осипшего.

— М-да, — только и смог проговорить Васильченко.

Оставив мальчика у логопеда, Вера поспешила в хирургию. Конечно же, в палате у Вовки она застала Галину. Ребенок уже мог сидеть, в теплые дни мать вывозила его на коляске в больничный парк. Однако сегодня с утра сыпал мелкий колючий снежок, холодный ветер вызывал только одно желание — поскорее спрятаться под одеяло.

Вовка играл на подаренном Васильченко компьютере, мать стояла у окна и смотрела на больничный парк. Она не могла не слышать, как скрипнула дверь, впуская Веру, но никак на это не прореагировала.

— Здравствуйте! — заулыбался Вовка. — Мам, Вера Петровна пришла.

Женщина обернулась. Несмотря на белый халат, она казалась абсолютно черной. Вера была поражена такой игрой света. Может быть, причины крылась не в том, что она видела, а в том, что чувствовала, глядя на Галину? А может, такое впечатление создавали глаза, которые бессонные ночи обвели черными полукружьями? Или ввалившиеся щеки, из-за которых выступающие скулы казались узкими, словно крылья ласточки? Или безжалостно зачесанные и кое-как скрепленные на макушке в пучок волосы?

— Здравствуй, — сказала женщина. Голос ее был пустым и бесцветным.

— Я хотела с вами поговорить, давайте выйдем на пару минут?

Петрова пожала плечами.

В коридоре стояло несколько разнокалиберных стульев.

— Садитесь, — предложила Вера, но Галина покачала головой, подошла к окну. Вера стала рядом, наблюдая за игрой ветра и снежинок.

— Скоро Новый год, — произнесла она.

— Скоро суд, — эхом отозвалась Петрова.

— Вы сказали сыну, что не сможете приходить к нему в больницу?

— Нет, я не знаю, как сказать, лучше потом, когда меня посадят, ты сама ему скажешь.

— Почему вы не хотите помочь адвокату? Ведь наверняка есть какие-то причины, толкнувшие вас на этот поступок.

— Зачем? Не вижу смысла.

— Смысл есть — или вам дадут шесть лет, или десять.