Статьи и проповеди. Часть 8 (25.03.2013 – 14.12.2013)

До конца раствориться нигде не получится. Останется некий нерастворимый и твердый внутренний остаток (возможно — алмазик), который и есть — ты. Мягкие ткани вокруг личностного ядра действительно способны размякать и пропитываться окружающей средой. Но ядро остается не размокшим. И ощущение в себе этого «твердого остатка» есть начало расставания, это точка неизбежного отчуждения. Даже если тебе здесь еще жить и жить.

Потом расставание внутреннее приведет к расставанию внешнему (все, что существует снаружи, зачинается внутри). От расставания родится скорбь, похожая на нытье в зажившей ране. Сердечное нытье — спутник человеческой жизни после утраты Рая, после выхода из детства.

Но тайны не заканчиваются. Отдаляясь в пространстве от полюбившегося объекта, ты навсегда уносишь с собою и в себе нечто, принадлежащее ему; уносишь то, что станет теперь твоим; что можно будет рассматривать и перебирать при свете сальной свечи или электрической лампы.

Человек — скупой рыцарь, и у него есть сокровища памяти, к которым можно спуститься по скользкой винтовой лестнице. Сокровища не звенят монетой, а скорее шуршат фотобумагой. Один человек просто перебирает воспоминания, словно проветривает летом зимние вещи. Другой способен работать с воспоминаниями, разбираться в них и в себе. Этот другой сучит из вороха, из кучи нить, чтобы потом сплести из нити сеть и, может быть, поймать сетью зайца. В конце концов, память — это единственное, что есть у нас за спиной, раз уж мы бескрылы.

Впереди — Престол Судии, а позади — память.

Радость знакомства — раз!

Частичное растворение в новом узнанном мире — два!

Прикосновенье к барьеру, за которым ты нерастворим, а значит неизбежно прощанье. Три!

И память — четыре. Вот четыре этапа удавшегося путешествия. Этим этапам сопутствуют

удивление встречи, радость приобретения, грусть расставания и

созидательный труд паука, долго ткущего из воспоминаний тонкую нить, порвать которую, к сожалению, нет никакого труда.

Могут быть, правда, у этого четверочастного плода удавшегося путешествия еще и предшественники в виде «томления ожиданий» или «восторга предчувствий». Но это уже другая схема и иной расклад, поскольку у «пятерки» и «шестерки» своя метафизика и свои тайны.

«Здесь лежит Маруськино тело»? (13 августа 2013г.)

Прот. Андрей Ткачев, “Интервью” (из книги “Пыль на соломенных погонах”)

98% населения страны не православные. Это ужас или это не ужас? Церковь может пережить эти цифры как катастрофу, чтобы измениться, чтобы понять, что, может быть, наше спасение зависит от этих людей. Или не зависит?

Мне кажется, мы не имеем права не пережить этот ужас как ужас. Мы не имеем права не знать, что он существует. Не имеем права придумывать ему оправдания, с самых разных историософских позиций, вспоминая или о Петре Первом, или о масонах или о Сталине вкупе с заговором всемирным. Всякая подобная историософия — это попытка выстроить защитные загородочки вокруг своих смертных грехов. Не имеет права Церковь не переживать как ужас полную вырванность из церковной жизни подавляющего большинства своих крещёных людей, или людей, живущих в топографической близости к открытым храмам. Они живут и умирают. Есть честная поэзия, показывающая, что происходит с этими людьми. Стихи из барака. Фотографические снимки советской действительности, сделанные поэтом Игорем Холиным. «Здесь лежит Маруськино тело. Замуж не выходила. Говорят, не хотела. Сделала двадцать два аборта. В старости была похожа на чёрта».

Второй такой же стишок. «Умерла в бараке. Сорок семь лет. Детей нет. Работала в мужском туалете. Зачем жила на свете?»

На самом деле — это галерея типов, которых очень много. Их чрезвычайно много. Сделать так, чтобы их не было вообще, наверное, не в силах никто. Но уменьшить их количество или обратиться к ним со словом — надо. Как иначе?

Ужас в том, что мы можем существовать и без этих людей. Мы создали жизнь свою. По сути, нам угрожает то же, что и любой крупной корпорации, у которой есть свои интересы, своя внутренняя жизнь, которая мало зависит от окружающего мира.