Статьи и проповеди. Часть 8 (25.03.2013 – 14.12.2013)

Биологический будильник поднял меня на ноги в то время, когда за окном было еще темно. Сегодня моя первая в жизни Литургия на Американском континенте. А у нас дома уже стрелки перебежали за полдень и служба отслужена. Очевидно происходит то, о чем когда-то говорил и писал статью: эстафета молитвы передается по часовым поясам, и по мере вращения Земли преемственно тухнут одни и зажигаются другие лампадки.

Зарубежная Церковь хранит Святую Русь в землях рассеяния; хранит то, что от нее осталось, то, что можно сохранить от того, что осталось. А много ли осталось? Временами почти ничего. Нужно начинать все заново и объяснять людям азы. «Вы читали каноны?», — спрашивает епископ у причастницы. «А что такое каноны?», — спрашивает она в ответ. И так во всем. Мы что-то спрашиваем и требуем от людей, подразумевая, что они что-то знают и кем-то научены. Но кем? Кто учил? У них не только нет ответов, а им даже вопросы не понятны. Мы же привычно, заканчивая службу, не соизволяем ничего произнести на пользу, кроме объявления о времени ближайшего богослужения. Что за тотальное безумие, наряженое в одежки хранения традиций? И долго ли это продлится?

Но все равно ощущение от храма и службы глубокое, светлое. А вот в целом от Америки — нет. Мне грустно, и это не просто ностальгия. Американская цивилизация велика и притягательна. У нее не только бульдожья хватка успешного бизнесмена, но и широкая улыбка простого парня, зарабатывающего на хлеб простым трудом. В этой цивилизации есть нечто от евангельской глубины и широты, есть открытость и смелость. Не понимать этого означает пребывать в плену идеологических предрассудков и иметь черствую душу. Но вот я втягиваю носом воздух этой цивилизации и чувствую, что на отрывном календаре осталось не так много листков. Америка вступила в полосу заката, падения, развала. Конечно, ее падание может быть долгим, как тормозной путь поезда, но она больна. Доказательства? У меня их нет. Они есть у тех, кто здесь живет и знает нюансы народной психологии, динамику нарастания сложностей, накопление изменений в повседневной жизни. А у меня только «чуйка». Еще небоскребы мешают облакам плыть по небу, а в Бостоне болеют за «Брюинс», еще авианосцы пенят воду в Мировом океане, а в национальных парках стоят доисторические дубы в десять обхватов. Все еще есть, включая хайвэи, великую литературу и национальное многообразие. Но есть и стойкое чувство, навязчивое, как запах. Чувство того, что город в кольце и кольцо сжимается.

Кровавая слава Аль Капоне связана с Чикаго. А бесславное падение и последующая «гибель с шумом» связаны уже с Сан-Франциско. Там, в островной тюрьме Алькатрас окончились его дни. Мое путешествие пролегает по маршруту его заката: сначала Чикаго, потом — Сан-Франциско. И это не сознательный план. Просто так получилось. Боже! До чего же долго опять лететь! Шесть часов! Если представить Штаты в виде человеческого манекена, то лететь приходится по диагонали — от правого плеча до левого бедра. Все таки я сухопутный человек и странно, как это я вообще дерзнул на такие перемещения в пространстве.

Вечером служба в соборе. Подошел к мощам Иоанна Шанхайского и … должен был быстрее отойти, чтобы не забиться в истерике. Сердце само подкатывает к горлу и слезы льются, как из опрокинутого стакана. Ради этого стоило терпеть любой перелет. До чего же благодатен этот человек! О, Господи! У меня нет слов. Научи меня молчать и плакать. После службы встреча с местной русской общиной. Очень тепло и радостно. Куда-то девалась усталость. Говорили много и о смешном, и о грустном.