Статьи и проповеди. Часть 8 (25.03.2013 – 14.12.2013)

Что до политики, то политика — это все, окружающее нас, кроме природы. Так Аристотель высказывался, а вы не умнее его. И я не умнее. Платон умнее, но его с нами нет сейчас. Дерзните например сказать, что большой футбол это не политика. Вам совесть язык свяжет. Ведь там не только миллионы ртов в одну глотку «Гол!» орут. Там еще столько денег крутится! А миллиарды вне политики никогда не существуют. Спорим? Там еще людей покупают и продают, как скакунов на восточном базаре. Там армии футбольных хулиганов неизвестно кем крышуются и неизвестно, на что способны.

Так что если вы против политики — выступите за запрет всяких разговоров о большом футболе, ибо все эти разговоры глубоко политичны, и циничны, и корыстны. А если вы согласны с тем, что это невозможно, позвольте и Церкви сказать пару слов об устройстве государства, о внешней и внутренней политике, о распределении доходов, о качестве публичной информации. Короче, будьте последовательны. Позволяя себе говорить о Церкви, что мол такая она и такая, позвольте и ей сказать вам, что просто вы давно на весах не стояли. А если станете на точные весы, узнаете, что вы не перышко, а мешок. С картошкой. С картошкой. Не тревожьтесь.

Мы должны слушать критику, но поста не оставлять. Сего ради мы будем ругать тех, кто расслабился и утешать тех, кто не в меру испугался. Мы будем учиться говорить ученым языком с теми, у кого ума палата, но сказки будем рассказывать простым и наивным. Каковых большинство всюду и везде. Мы будем стараться напоминать о том, что естественные права в человеческом обществе ограничены моралью. То есть, пукнуть — это вообще дело кишечника, но испортить воздух в обществе — это свинство и даст ист моральный вопрос. Надеюсь я сейчас в ничью частную жизнь не влез?

Могу и Бердяева процитировать. «Отсутствие хлеба у меня есть моя житейская проблема. А отсутствие хлеба у ближнего — это моя моральная проблема». Это тоже надо напоминать. От качества наших пуганий и утешений, от сладости наших сказок и мудрых оценок политических реалий жизнь будет напрямую зависеть. Она будет либо красочная, как полотна импрессионистов, либо пошлая и минималистичная, как рожа, намалеванная на заборе. Так что не надо нам на роток платок набрасывать. Лучше, в качестве христианина, со своего ротка платочек снимите и идите к нам на помощь.

Владыка Иоанн (4 июля 2013г.)

Владыка Иоанн (Максимович) — самый святой человек Руского Зарубежья. Да что Зарубежья! Это живая Четья Минея, в которой и исповедничество, и святительство, и преподобничество, и юродство. Между тем он был гоним в конце жизни. Гоним яростно и при этом — своими. Зарубежная Церковь, таким образом, убежав от бессовестных и жестоких гонений на веру со стороны «товарищей», сама, в лице подавляющего большинства иерархов, стала гонительницей современной святости, живущей под боком. Тема слишком важна, чтобы сделать вид, что ее не было. Грех глубоко в человечестве поселился. И оказывается святость колет глаз не только отпетому безбожнику или пленнику атеистической идеологии. Святость колет глаза всем вообще, не исключая священнослужителей. Может быть им (нам) она колет глаз более, чем всем прочим. Ух, как страшно! А мы все: «Евреи, евреи. Не узнали, отвергли. Предали, распяли». А ведь не узнать, предать, распять, отвергнуть ту святыню, к которой со временем весь мир на коленях поползет, у христиан получается чуть не в каждом поколении. Святых легче чтить на расстоянии, да по прошествии времени, когда уже все ясно. А вблизи святого находясь, его не узнать — проще простого. Мало того, что не узнать — еретиком назвать (как Оптинских старцев), смутьяном и врагом законной власти (как Митрополита Филиппа — Грозный царь), или просто сумасшедшим, как собственно Иоанна Шанхайского.

Сам Владыка Иоанн понятно чем навлек на себя немилость. Слишком свободен от условностей, ничего барского и чопорного, никакого сходства с одной из орлиных голов на двуглавом гербе. Вместо омофора мог полотенце на плечи поверх саккоса надеть. Митры все какие-то легкие. Как игрушечные. С простенькими камешками. Спит все время, где только сядет (чем только ночью занимается?). Говорит гугниво, служит долго, все стихиры, кажется, наизусть знает. Псаломщикам с ним — беда. Часто непричесан, иногда в алтаре бос. Короче — сплошное исключение из правила. Вблизи таких людей, как в луче света, сразу вся пыль видна. На фоне этого «исключения» все блестящие, красочные и пышные признаки архиерейского достоинства действительно теряют в цене, обнаруживают свою вторичность, изрядную ненужность или, по крайней мере, условность. Конечно, можно целой корпорации за это зуб на человека наточить. Златоуста, и того съели. Не в один присест, а в два или более, но съели. Неужели этого не съедим? Он ведь не Вселенский учитель. Он просто чудак, вредный и непредсказуемый.