Сетчатка отдыхает на водной глади, совесть то и дело заставляет мышцы лица морщиться и изображать неподдельное страдание. Мысль бьется, мечется, нервно ищет то ли вход в Истину, то ли выход из тупика. А тело вальяжничает, валяется, требует холодного вина, горячей кукурузы, свежего кебаба, лопающихся изнутри помидоров и еще невесть чего. Все это отдых. Отдых, который реален и которого нет, потому что я продолжаю работать.
Это отдых, которого все хотят, и который всех обманывает. Он целует вас в плечо, потом в шею, потом. Потом он убегает с девичьим хохотом, зная прекрасно, что у вас одышка, и вы не стайер. Вы никого уже не догоните, зато все, включая смерть, со временем догонят вас.
Отдых дает себя обнять, но не дает себя удержать. Потому что он — намек на Рай, который потерян. На Рай, котрый с избытком возвращен, но потом.
Это я еще не все сказал.
Паучок подслушивал (10 июля 2013г.)
Есть не хочется, поэтому на столе только пиво. Место мнится быть престижным, все столики заняты и в воздухе — плотный, приглушенный и разноголосый шумок. А за окном ползет паучок. Хлопотливо ползет, как занятое и от работы не отвлекающееся существо. Ну и что? Эка невидаль — паучок. Совершенно верно, ничего удивительного, если отвлечься от того, на каком мы этаже. Мы на 76-м и это не предел. Вокруг хватает домов и повыше. А те, что пониже нас, умиляют газонами и лужайками на плоских квадратных крышах. И как смотрятся с высоты летящего самолета обработанные на земле поля, так смотрятся отсюда и эти нарезки салатовых и темнозеленых квадратиков. Так зачем ты заполз сюда, паучок? Тебе ведь тут ни муху, ни комарика не поймать. Они-то уж точно сюда не залетят. Так чего ты здесь? И один ли ты здесь, или тараканам, матрасным клещам и прочей мелкой фауне, сопровождающей человека, здесь тоже находится место? Может кто-то вшу принес в завитой шевелюре? А может и крысы залазят на 76-й этаж? Ведь залазят же они каким-то образом в трюмы всех вообще кораблей на свете. Как много вопросов и как они несерьезны. Зачем я здесь? Ты сам-то здесь зачем? Зачем тебя занесло в Америку? Зачем в небе так же много самолетов, как много мух над разрезанным манго? Зачем тебя и твоего собеседника занесло на бесшумном лифте на эту высоту, которой я не боюсь, а вы, люди, боитесь? Зачем вообще говорить «зачем» безвредному существу, не понимающему никаких вопросов? Задай их лучше таким, как ты, посетителям ресторана, хотя они тоже тебе ничего не ответят. Они привычно отвечают короткими дежурными фразами на сложные вопросы. «Так надо». «Я так хотел». А что хотел? И что надо? И то ли ты хотел, что действительно надо? Ветерок рванул кусочек сплетенной пауком марли и сам он прижался к грязноватому стеклу, откуда глаз хватал на такую даль, что Чикаго с пригородами смахивал на райцентр.
Это не страна мечты. Мне жаль тех, кто стремится сюда, как в рай. Я бы уехал отсюда хоть сегодня. Но нужно служить и работать здесь. Правда ведь?
Правда. Место не спасает. Беглецы — просто дезертиры. Трудись, пока Бог тебя держит там, куда привел. Не случайно же ты оказался за океаном. А потом уйдешь, как Лот из Содома. Умчишься. Кстати, Лот в Содоме того не делал, что потом в Сигоре с дочерьми вытворил. Помнишь? Поэтому дергаться не надо. Мы в спокойных местах грешим больше, чем в «горячих точках». Ты в горячей точке. Хотя. Хотя свалить отсюда хочется. Это я чувствую.
Мой собеседник местный священник. Родился от русского и украинки в Литве, учился в Пскове, работал в Ирландии, теперь служит здесь — в Чикаго. По-хорошему жадный до чужого полезного опыта, горячий, незашоренный, жаждущий послужить Богу и людям. Языки знает, службу любит, учиться готов, мир повидал. Таких бы побольше. Мы знакомы только пару дней, но отношения таковы, что не нужно особо напрягаться. Молчание без напряга — критерий естественности ситуации. Можно выдерживать долгие паузы, потягивать посредственное творение местных пивоваров и следить за паучком-скалолазом. Потом снова продолжать беседу.
«Им понравилось, как я сдал модули».
Батюшка окончил курсы капеланов хосписа, и теперь может работать своебразным «утешителем» умирающих и их родственников. Тебе дают карточки на бензин, оплачивают мобильный и могут вызвать в любой из хосписов города в любое время. Карту хосписов тоже дают. Ну а там — выслушивай проклятья нераскаянных грешников, успокаивай истерики любящей родни, молись с теми, кто молится и благовествуй всем, если можешь, распятого и воскресшего Господа Иисуса. Курсы сложные. Ведут их католички-монахини, столь круто замешанные, что псы бойцовских пород отказываются лаять в их присутствии. Засушенные старухи, компенсирующие избыточной дисциплиной недостаток любви и мягкости. Общий тип западных сестер, занятых воспитанием и обучением. И мой собеседник успешно (что редко до крайности) окончил курс, чем несколько поднял престиж довольно инертного здесь Православия и обеспечил себя сложной и многообещающей деятельностью.