Статьи о русской литературе

Никто привычною, заботливой рукой  Его не чистит, не ласкает,И надписи его, молясь перед зарей,  Никто с усердьем не читает…В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,  Свое утратил назначенье,На злато променяв ту власть, которой свет  Внимал в немом благоговеньи?Бывало, мерный звук твоих могучих слов  Воспламенял бойца для битвы;

Он нужен был толпе, как чаша для пиров,  Как фимиам в часы молитвы!Твой стих, как Божий дух, носился над толпой,  И отзыв мыслей благородныхЗвучал, как колокол на башне вечевой  Во дни торжеств и бед народных.Но скучен нам простой и гордый твой язык,  Нас тешат блёстки и обманы;Как ветхая краса, наш ветхий мир привык  Морщины прятать под румяны…

Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?  Иль никогда на голос мщеньяИз золотых ножен не вырвешь свой клинок,  Покрытый ржавчиной презренья?..

Вот оно, то бурное одушевление, та трепещущая, изнемогающая от полноты своей страсть, которую Гегель называет в Шиллере пафосом!.. Нет, хвалить такие стихи можно только стихами, и притом такими же… А мысль?.. Мы не должны здесь искать статистической точности фактов; но должны видеть выражение поэта, – и кто не признает, что то, чего он требует от поэта, составляет одну из обязанностей его служения и призвания? Не есть ли это характеристика поэта – характеристика благородного Шиллера?..

«Не верь себе» есть стихотворение, составляющее триумвират с двумя предшествовавшими. В нем поэт решает тайну истинного вдохновения, открывая источник ложного. Есть поэты, пишущие в стихах и в прозе, и, кажется, удивительно как сильно и громко, но чтение которых действует на душу, как угар или тяжелый хмель, и их произведения, особенно увлекающие молодость, как-то скоро испаряются из головы. У этих людей нельзя отнять дарования и даже вдохновения, но

В нем признака небес напрасно не ищи:  То кровь кипит, то сил избыток!Скорее жизнь в заботах истощи,  Разлей отравленный напиток!

Случится ли тебе, в заветный, чудный миг,  Открыть в душе давно безмолвнойЕще неведомый и девственный родник,  Простых и сладких звуков полный,–Не вслушивайся в них, не предавайся им,  Набрось на них покров забвенья:Стихом размеренным и словом ледяным  Не передашь ты их значенья.Закрадется ль печаль в тайник души твоей,  Зайдет ли страсть с грозой и вьюгой:

Не выходи тогда на шумный пир людей,  С твоею бешеной подругой;Не унижай себя. Стыднее торговать  То гневом, то тоской послушнойИ гной душевных ран надменно выставлять  На диво черни простодушной.

Со времени появления Пушкина в нашей литературе показались какие-то неслыханные прежде жалобы на жизнь, пошло в оборот новое слово «разочарование», которое теперь уже успело сделаться и старым и приторным. Элегия сменила оду и стала господствующим родом поэзии. За поэтами даже и плохие стихотворцы начали воспевать

    погибший жизни цветБез малого в осьмнадцать лет.

Ясно, что это была эпоха пробуждения нашего общества к жизни: литература в первый раз еще начала быть выражением общества. Это новое направление литературы вполне выразилось в дивном создании Пушкина – «Демон»: