Статьи военных лет

Нет, не сновиденье! Столбовая дорога побед от Сталинграда до Берлина — не сновиденье, как не во сне были пролиты кровь на фронтах и пот в бескрайнем всеармейском тылу. Не сном были наши разлуки и потери, о которых мы вспоминаем со стиснутыми зубами. Фашизм — тоже не сон, и не сон — братские могилы, где закопаны наши милые и скромные, такие весёлые и молодые. О, если бы был услышан в самом начале наш предостерегающий голос, из них могли бы быть созданы армии строителей и творцов, способных стократ умножить благоденствие планеты. Оно было отвергнуто, бескорыстное слово разума, и вот — щебяная окрошка из отличных столиц, погасшие заводы, где могла бы изготовляться материальная одежда духа и мысли, и, наконец, тысячи бездонно ёмких кладбищ, эти поселения мёртвых, числом которых измеряется вся низость мюнхенского преступленья.

Для разумного эта весна — не просто воскрешение скованной природы, звонкий месяц молодости, май; она есть весна народов, потрясённых и оскорблённых фашизмом в своём человеческом достоинстве. Таким образом, великая премудрость опыта разлита в самом воздухе первомайского полдня, и горе той стране, которая не допустит её в себя!.. Богата дарами эта весна, но никто не подносил их нам на блюде, мы сами добыли их из кромешной тьмы, сами творили их совместно с ярким солнцем и уже настолько постигли их устройство, чтобы стать мастерами собственного счастья. Бедна в часы ликованья наша речь; нет в ней достаточно нежных слов, чтоб приветствовать эту весну в полную меру нашего чувства… Здравствуй же, более любимая, чем невеста, более желанная, чем рукопожатье друга, внезапно оказавшегося в живых!

Нашего праздника не омрачает сознанье, что громадная дикая свинья фашизма, шатаясь и истекая тухлой сукровицей, еще стоит над своей ямой, — немного ей осталось жизни. Фашизм — выдумка дикаря, помесь насекомого со скучным, мещанским немецким чортом, но прежде всего он всё-таки — свинья, и нынешняя Германия — ее жилище. Вполне знаменательно, что, даже проклиная своего главного обер- или зондерфюрера… или, как он там назывался, сын своей презренной матери! — многие немцы клянут его не за то, что омрачил и обесчестил убийствами германское имя, а лишь за то, что, не выполнив разбойных обещаний, вовлёк их в столь крупные неприятности и убытки. Видимо, надо заставить их голыми руками раскапывать страшное человеческое месиво в братских карьерах, чтобы хоть признак мысли появился в животном взоре немецкого мещанина. И если остались в Германии мыслящие люди, они должны быть глубоко благодарны Красной Армии за то, что она через страдание возвращает их стране давно утраченную человечность. Много добротного металла всадили мы в этого кабана с обеих сторон, а он ещё огрызается на своих загонщиков! Ничего, это недолго; ещё разок, ещё одна порция смерти, и он рухнет с копыт, навеки ставший падалью.

Тогда сразу оборвётся немолчный грохот битвы, и усталый боец рукавом гимнастёрки вытрет пот с лица, и умная долгожданная тишина наступит в Европе. И это будет такая тишина, что можно оглохнуть с непривычки… И, может быть, он поднимет голову и обведёт воспалёнными глазами безмолвную рыжую германскую землю, засеянную лишь рваной сталью по весне, и усмехнётся её заслуженному горю, — может быть: мы все одинаково не знаем, как будет выглядеть первый миг  т а к о й  победы. И, может быть, он достанет из кармана нераспечатанное, пропотелое письмо из дому и прочтёт его, — и вдруг согласное множество новых, полузабытых звуков жизни, с детства дорогих сердцу и вкрадчивых, как музыка, ворвётся в его сердце и уши. Он услышит, как шепчутся под лёгким ветерком озими на его далёкой, освобождённой им от горя родине, как горланят на первомайском припёке озорные ручьи и разговаривают рощи, полные скворцов и каких-то других деловитых пичуг. В самом шелесте этой плохонькой бумаги он различит взволнованное и благодарное дыханье своей милой… Ах, как хорошо расправить плечи после непомерного и опасного труда, как величественен человек со звёздочкой на околышке фуражки, младшей сестрёнкой громадных звёзд кремлёвских, что в эту минуту осеняют Москву. Как красива и ты, Красная площадь, когда победа, как птица, реет над тобою, когда на парад неторопливо вливаются в тебя колонны ветеранов, несущих свою гвардейскую славу, — когда, притихнув, как бы на цыпочках, непобедимые машины-богатыри проходят мимо мавзолея, где спит наш Ленин, и склоняются знамёна, потемнелые от пыли и гари всевеличайших сражений военной истории…