Статьи военных лет

В такую пору надо говорить прямо и грубо, — это умнее и честнее перед нашими детьми. Речь идёт о главном. Плохое хозяйство мы получили из рук старшего поколенья, ещё худшее мы передаём в руки потомков. Мы позволили возникнуть Гитлеру на земле… Будущий историк с суровостью следователя назовёт вслух виновников происходящих злодеяний. Ты думаешь, там будут только имена Гитлера и его помощников, замысливших порабощенье мира? Петитом там будут обозначены тысячи имён его вольных и невольных пособников — красноречивых молчальников, изысканных скептиков, государственных эгоистов и пилатов всех оттенков. Там будут приведены и некоторые географические названия — Испания и Женева, Абиссиния и Мюнхен. Там будут фонетически расшифрованы грязные имена Петэна и Лаваля, омывших руки в крови своей страны. Может быть, даже целый фильм будет приложен к этому обвинительному акту, — фильм о последовательном возвышении Гитлера: как возникал убийца, и как неторопливо точил он топор на глазах у почтенной публики, и как он взмахнул топором над Европой в первый раз, и как непонятные капли красного вещества полетели во все стороны от удара, и как мир вытер эти брызги с лица и постарался не догадаться, что это была за жидкость.

Люди, когда они идут в одну сторону, — попутчики и друзья. Когда они отдают силы, жизнь и достояние за великое дело — становятся братьями. И если громадное преступление безнаказанно совершается перед ними — они сообщники. Протестовать против этого неминуемого приговора можно только сегодня, пока судья не сел за стол, — протестовать только делом и только сообща.

Милый друг, со школьной скамьи мы со страхом поглядывали на седую древность, где, кажется, самые чернила летописцев были разведены кровью. Наш детский разум подавляли образы хотя бы Тимура, Александра, Каракаллы… Позже детский страх смягчился почтенностью расстояния и романтическим великодушием поэтов. Наш юношеский гнев и взрослую осторожность парализовала мнимая безопасность нынешнего существования. Ужас запечатленного факта окутывался лёгкой дымкой мифа. Ведь это было так давно, ещё до Галилея и Дарвина, до Менделеева и Эдисона. Мы даже немножко презирали их, этих провинциальных вояк, ближайших правнуков неандертальца и кроманьонца!..

Так вот, все эти бородатые мужчины с зазубренным мечом в руке, эти миропотрясатели, джихангиры — как их называли на Востоке, все они были только кустари, самоучки истребления. Что Тимур, растоптавший конницей семь тысяч детей, выставленных в открытом поле, или Александр, распявший две тысячи человек при взятии Нового Тира, или Василий Болгароктон, ослепивший в поученье побеждённым пятнадцать тысяч болгар, или Каракалла, осудивший на смерть всю Александрию. Сколько же жителей было в этой большой старинной деревне?

Мир услышал имя Гитлера. Рекорды Диоклетиана, Альбы, Чингиса биты. На смену неумелым простакам, вымазанным в крови, пришли новые варвары, с университетскими дипломами, докторанты военного разбоя, академики массовых убийств. В стране, где однажды на горькое благо человечества был изобретён порох (во Фрейбурге, верно, ещё стоит монумент чёрному Бартольду!), теперь родилась идея, которую трудно определить вполне корректными словами. Отныне им принадлежат — земля и небо, наши города и машины, наши дома и семьи, наши дети, наше будущее, наше — всё. Поработить людей, забыть всё, долой homo sapiens’а, да здравствует покорное человеческое существо, которое отныне будет разводить рыжий арийский пастух. Этот новый вид двуногого домашнего животного будет работать, взирая на бич хозяина, драться за его интересы — с теми, кто ещё не лёг добровольно под ярмо, монотонно жрать свой травяной корм и спать в обширном хлеву, в который должна обратиться Европа. И пусть ему нехватает времени на любовь, на познание, на мышленье — эти неиссякаемые источники его радости, его горя, его божественных трагедий. В этом и будет заключаться «счастье» преобразованной нордической Европы.

Была пора — русский поэт Александр Блок в 1918-м кричал о времени —

…когда свирепый гуннв карманах трупов станет шарить,

жечь города, и в церковь гнать табун,и мясо белых братьев жарить,

мы принимали этот пророческий образ за поэтическую метафору. «Этого не бывает…» Нет, бывает! Мёртвые Шекспир и Дант не смогут нас защитить от живого Гитлера. И время это пришло.