Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии

— Конечно! И никто не делает молодым людям замечания, когда они в транспорте не уступают место старикам. Такое впечатление, что старшие испугались младших. Как их призвать не бояться молодых, как вернуть старших к их воспитательной роли?

— Видите, получается какой-то замкнутый круг, потому что, с одной стороны, зрелые люди все меньше узнают в сегодняшней молодежи себя, соответственно все меньше понимают и все больше боятся. С другой стороны, юное поколение не видит, на кого можно опереться в старшем поколении, не видит авторитетов. Это, действительно, взаимосвязанные вещи. Спрашивается, где тот конец, за который можно потянуть?

— Я думаю, начать должны более опытные и более умные.

— Конечно.

— Очень многое зависит от старших, но они тоже должны получить какой-то сигнал от власти — так уж в России все устроено, — сигнал, что можно

открыто быть людьми и других учить быть людьми. Что это можно, нужно и даже приветствуется.

— Я с вами согласен: должен быть политический заказ на неравнодушную гражданскую, на неравнодушную поколенческую позицию. Что такое в конце концов отец? Отец — это не обязательно тот, кто родил ребенка, а тот, кто чувствует себя старшим, тем, кто заботиться о семье, о следующем поколении. Старшее поколение, которое заботится, — это и есть поколение родителей.

— Мне вспоминается мое детство. Мы жили рядом с Даниловским рынком. На рынке в то время торговали не перекупщики, а реальные крестьяне. Они по своей деревенской привычке к любому ребенку обращались сынок

или дочка: «Дочка, где тут трамвай останавливается?», «Дочка, съешь яблочко!» Да и в Москве обитало много вчерашних жителей деревни. Так что все вокруг называли меня

дочкой. И у меня было чувство полного доверия к взрослым и такое непоколебимое чувство защищенности, что его хватило на всю последующую жизнь. Пускай защита была, как теперь бы сказали, чисто виртуальной, но я была абсолютно уверена, что никто ничего плохого мне не сделает: кто же обидит дочку?

— Я тоже хочу поделиться своими детскими воспоминаниями. Мой отец родом из Тульской области, и когда я в детстве приезжал к бабушке и дедушке в деревню, они меня называли «батюшкой». «Батюшка ты мой», — обращались к маленькому мальчику! Для меня в этом проявление патриархального духа. Будто перекидывали мостик из далекой древности в далекое будущее, будто ребенку показывали, что он тот, на кого надеются, тот, на кого будут опираться. В этом был какой-то глубинный национальный дух…

— Увы. Теперь из жизни, а следовательно, и из речи напрочь исчезла, как говорили в деревне,

надежа на юношество.

— Я еще хотел добавить по поводу того, как не бояться младших… Может быть, важно найти для этого опору в среднем поколении. Помимо того, что должна быть политическая воля, должно быть еще и то поколение, которое считает себя опорным. Назовем их «тридцатилетние». Они еще вроде бы почти молодежь и в то же время уже зрелые люди, поэтому могут понять тех и других и стать связующим звеном. От них сегодня очень многое зависит.

— А у Вас серьезная надежда на помощь верховной власти в реализации «Молодежной доктрины»? Ну, скажите хотя бы о каких-то своих интуитивных ощущениях …

— Откровенно скажу, мне видится несколько альтернативных сценариев развития ситуации на ближайшие, скажем, десять лет. В конечном итоге я оптимист, но мой оптимизм не связан с расчетом или надеждой на кого-то конкретного, будь то президент, правительство или некоторые представители политической элиты …

— …хотя политическая элита в России все решает. Или почти все.