Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии

Просмотрев, по выражению автора, «километры пленки», съемочная бригада обнаружила любопытную закономерность: традиционный, привлекательный образ материнства представлен, в основном, в фильмах про животных. В человеческом же обличье материнство, как правило, изображено нетрадиционно: мамы либо слишком стары (такими в наших мультиках изображают бабушек), либо непривлекательны. Они могут (как в сериале «Гуфи и его команда») быть изображены карикатурно и вести себя нелепо, тупо, заторможенно и т. п. Могут напоминать ведьм (или в действительности ими являться), отталкивать неприятным выражением лица, властностью, злобой. Ну, а в мини-эпизоде, мелькающем на какие-то доли секунды в мультфильме «Красавица и чудовище», совмещены чуть ли не все эти характеристики. Сознание не в состоянии уловить и отрефлексировать изображение, а подсознание улавливает. С. Игнатов дает зрителям возможность подробнее рассмотреть раскадровку. Почему-то ни к селу ни к городу рядом с прекрасной главной героиней возникает старая, некрасивая, бедно одетая женщина с перекошенным от злобы лицом; на руках она держит несколько орущих младенцев. Более неприглядный образ материнства трудно себе представить. Зато легко понять, какую установку получают дети при виде такой картинки: хочешь быть старой, бедной и некрасивой — будь многодетной матерью. Хочешь быть похожей на Красавицу (а кто ж из девчонок не захочет?) — тогда не рожай. В последние годы много написано о манипуляции сознанием. Полагаю, не надо долго объяснять, как опасно воздействие таких «скрытых» кадров на психику юных зрителей.

Да, чуть не забыла! В современных мультфильмах еще порой эксплуатируется образ матери — секс — бомбы, а иногда, по совместительству, и супермена («Суперсемейка»).

А во многих модных мультфильмах (например, в «Корпорации монстров») мать просто не присутствует. В мультфильме «В поисках Немо» маму съедают в первых же кадрах. В «Истории игрушек» от матери — одни только ноги. Но и когда мама есть, вовсе не факт, что ее существование будет воспринято маленьким героем положительно. Малыш Стьюи из мультсериала «Гриффины» (цитирую экспертизу, проводившуюся по определению суда) «не нуждается в матери и пытается избавиться от „матриархального гнета“… По отношению к ней Стьюи испытывает сложный комплекс негативных чувств: отвращение, злобу, презрение, гадливость, в то же время мать — „вторая натура“. Материнское молоко он называет отвратительным, его трясет и он вопит от злобы, когда Лоис (мать) целует его. В монологе любви — ненависти к матери Стьюи поет: „Ее могло бы и не быть, но я привык к ее чертам“. Фотографии в альбоме малыша показывают, что это не только слова. Вот затаившийся Стьюи целится в мать со шкафа; он же пытается ее отравить, задушить подушкой. Тень Стьюи с занесенным для удара ножом явственно обозначилась в ванной, где Лоис принимает душ… Бранные выражения — характерная черта образа малыша Стьюи. Их набор, посвященный матери в серии „Гриффин — президент школьного совета“: „Какого черта ты здесь стоишь?“, „старая карга“, „проклятая ведьма“, „ведьма“, „ненавижу тут и там“, „не скучаю по этой выдре“, „пусть она хоть в аду сгорит“».

Но, пожалуй, пора хоть немного переключиться с кино на литературу. В повести Жаклин Уилсон «Разрисованная мама», предназначенной для девочек от 9 до 14 лет и в 2000 году признанной лучшей детской книгой Англии, в образе матери присутствуют едва ли не все столь «ценимые» современным искусством качества. Мэриголд и алкоголичка, и тунеядка, и ворует чужие кредитные карточки, и водит к себе мужчин. Основной способ самовыражения Мэриголд — через моду (этакая ожившая кукла Братц, «девчонка со страстью к моде»). Причем проявляется модничанье нелепо-экстравагантно: Мэриголд с ног до головы покрыта татуировками, сделанным по ее собственным эскизам. Как она признается дочерям, татуировки «заставляют ее чувствовать себя необыкновенной». К дочерям она относится наплевательски. Получив пособие, единственный источник существования для семьи, Мэриголд может потратить деньги на какую-нибудь свою прихоть, нисколько не задумываясь, будет ли детям завтра что поесть. Эгоистичная, взбалмошная, упрямая, инфантильная, она нисколько не похожа на нормальную маму. Ее 13–летняя дочь Стар вынуждена по-матерински опекать не только свою младшую сестренку Дол, но и саму Мэриголд. «Почему бы тебе не вести себя нормально?.. Ты-то когда повзрослеешь?» — читает Стар нотации маме.

Да и Дол, которая еще не закончила начальную школу (стало быть, ей лет 8–9), во многих ситуациях ведет себя по отношению к матери покровительственно.

«Тебе пора подкрасить корни <волос>, Мэриголд», — командует она (ни Дол, ни Стар не называют Мэриголд мамой).

«Крыша у нее на одном гвозде», — так характеризует свою мамашу Стар. В конце же повести и без того шаткая «крыша» слетает совсем, в результате чего Мэриголд оказывается в сумасшедшем доме.