Кроме того, с первых месяцев жизни ребенок живет не в вакууме, а в определенной культурной среде и всеми фибрами своей души впитывает этот «культурный воздух». А образ женщины — один из ключевых образов любой культуры. Так что в восприятии ребенка происходит наложение трех пластов: некоего врожденного, генетически заложенного, архетипического представления о том, какой должна быть мама, образа своей реальной мамы и тех материнских образов, которые транслирует ребенку культурная среда. Опять-таки нетрудно догадаться, что чувство наибольшего психологического комфорта и безопасности будет возникать при отсутствии противоречий между этими тремя «картинками». Имея в душе интуитивный образ ласковой, доброй матери, видя его конкретное воплощение в собственной маме и получая многочисленные подтверждения своих представлений в образцах культуры, ребенок чувствует, что мир устроен правильно. Ведь для него «мир» — это преимущественно мир семьи, в котором родители (а нередко лишь одна мама, поскольку отца нет) — главные опоры, без которых этот мир обрушится. Соответственно, если опоры кривые, то вся конструкция будет шаткой, ненадежной. Откуда тогда возьмется ощущение покоя и безопасности? Тревога, растерянность, смятение — тем более хронические! — не способствуют формированию крепкой психики. Наоборот, в таком состоянии «где тонко, там и рвется»: если ребенок возбудим, то возбудимость увеличивается; если склонен к страхам, они возрастают. (Равно как и агрессивность, истеричность, негативизм и прочие признаки психологического неблагополучия.)
Образ матери и пятая заповедь
«Конструкция» может шататься, даже если с реальной мамой все в порядке, а вот «третья картинка» (образцы культуры, под влиянием которых находится ребенок) противоречит прообразу. Душа восстает, видя это несоответствие, поскольку возникает ощущение вопиющей неправды. Маленький ребенок, чьи интуитивные представления еще не искажены под влиянием внешних факторов, четко различает добрую маму и злую мачеху. И если мама будет показана «плохой», не станет с этим мириться. Он либо отвергнет такое произведение, либо перетрактует его по-своему, решив, что на самом деле там показана не мать, а мачеха.
Вы скажете, что и в классической системе координат злая мачеха нередко является чьей-то матерью. Верно, однако читатели, солидаризируясь с главным героем или героиней (например, с Золушкой), не воспринимают отрицательный образ в качестве материнского. Да, у мачехи есть дочки, но для читателей она все равно не мать, а мачеха. И ее дочки, сестры Золушки, не мамины, а мачехины
дочки. Такие же зловредные, как и она сама. Все, что относится к образу злой мачехи, выступает под знаком минус и потому не дезориентирует ребенка. Он не совершает переноса с образа мачехи на свою собственную маму, поскольку это, как гений и злодейство, «две вещи несовместные». Такое четкое разделение добра и зла не наносит ущерба психике ребенка, а наоборот, укрепляет ее. «В нас лежит естественный закон знания добра и зла, — говорит святитель Иоанн Златоуст. — Что Бог при самом сотворении человека создал его знающим то и другое, это показывают люди. Так, все мы, когда грешим, стыдимся». Традиционная культура, являющаяся кладезем коллективной памяти, подтверждает естественный закон, вложенный в душу человека. Вот почему дискредитация образа матери в современной культуре, которая целенаправленно размывает традиционные представления о добре и зле, так болезненно воспринимается неповрежденным сознанием: совесть подсказывает, что это несоблюдение Божиего естественного закона. А конкретнее — пятой заповеди. Это грех хамства. И если мы не отвращаемся от подобных произведений, то становимся соучастниками греха.Даже при самой благоприятной обстановке в семье ребенок, смотрящий мультфильмы, в которых мать показана глупой, нелепой, карикатурной (и уж тем более зловредной и отталкивающей, какой традиционно изображают мачеху), невольно напитывается духом неуважения. Дурной пример, как известно, заразителен. Особенно если он преподан в яркой завлекательной форме. Последствия не заставляют долго себя ждать.
«Ты мокрая курица!» — кричит раздосадованный пятилетний мальчуган маме, которая посмела ему чем-то не угодить.
Крепких ругательств он пока не освоил, поскольку в сад не ходит и довольно мало соприкасается с внешним миром. Зато лексикон любимых мультгероев и их свободная, раскованная манера общения со старшими освоены им вполне.