Статуя сексуальной свободы

— Эй, ты чего? — оценив томную нежность тона, каким это было сказано, Серый насторожился и непроизвольно прикрыл причинное место ладошками.

Жека тряхнул головой, с силой протер кулаками глаза, досадливо пробормотал:

— Ох, померещилось… — и в сердцах подскочил на скамейке так, что при приземлении с пушечным грохотом проломил доску.

— Так дело не пойдет. Срочно надо бабу найти! — мрачнея, убежденно сказал Серый и огляделся.

— Оденься! — буркнул Жека, ногой подпихнув к дружку сброшенную им одежду.

Серый небрежно набросил на плечи куртку, приобретя карикатурное сходство с легендарным Чапаем в развевающейся бурке. Скроив подходящую к героическому образу суровую мину, он подошел к краю крыши и поверх фанерного щита, как с балкона, оглядел окрестности.

Вокруг было пусто. Гастроном, в зимнее время работающий всего-навсего до девятнадцати часов, уже закрылся. На не зарастающей народной тропе к помойке не было ни души, осмотрительные граждане, и тем более гражданки, не рисковали в темное время суток приближаться к местам постоянной дислокации маргинальных личностей. Бомжей тоже не было видно: они, подобно деревенским жителям, ложились спать с курами, чтобы приступить к работам по потрошению мусорки и сбору бутылок с утра пораньше, едва рассветет.

— Слышь, Серый? — трезво оценив шансы на встречу с какой-нибудь условно милой дамой как крайне невысокие, тоскливо воззвал к дружку Жека. — Говорят, ночью в любой службе такси можно девочку по вызову заказать…

— А деньги у тебя есть? — хмуро отозвался Серый.

Он уже начал зябнуть и завозился, просовывая руки в рукава куртки. Жека в это время шарил по карманам.

— Тридцать два рубля пятьдесят копеек! — сообщил он, позвенев мелочью. — Мать на молоко полтинник дала, а сдачу спросить забыла.

— Думаешь, этого хватит? — язвительно спросил Серый. — За тридцать два пятьдесят, небось, даже нищая побирушка не согласится! Это ж меньше одного евро!

— А мы валютную брать не будем, — пробормотал Жека. — Мы люди не гордые, нам и кто попроще сойдет.

Он встал на цыпочки и вперился взглядом в темное пятно, смутно вырисовывающееся на фоне серой стены гастронома. Там явно прятался человек.

— Как думаешь, это баба? — с надеждой спросил Серый.

— Может, баба, может, мужик…

— Пошли! — воспрянув духом, скомандовал Серый и первый орлом слетел с крыши — босой, в распахнутой куртке, со скомканными штанами в одной руке и ботинками в другой.

— Не, я с мужиком не хочу! — заволновался Жека.

— Ты че, чувак? — Серый остановился и покрутил у виска карусельку из башмачной пары. — Если это мужик, мы его как мужики мужика раскрутим на бабки на бабу!

— Типа, ограбим?

Довольно сложный словесный пассаж, отягощенный неизящным каламбуром, Жека чудесным образом понял без дополнительных пояснений. Право, учительница русского языка напрасно поспешила записать Крохина и Голенко в полные лингвистические бездари!

— Че сразу — ограбим? Подойдем, стрельнем сигаретку, ну, и пообщаемся!

— Я не курю, — напомнил Жека.

— Правильно, курить — здоровью вредить. То ли дело — здоровый секс! Вперед, благородные разбойники! — Серый пугающе захохотал, баскетбольным пасом перебросил Жеке свои оклунки и бодро зашлепал по лужам, совершенно не замечая холода.

— Ну, хватит уже! Давай заканчивай! Я домой хочу! — переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо взывал к своему псу капитан Кулебякин. — Шевелись, с-собака!

Барклай не обращал на слова хозяина ни малейшего внимания. Невежливо повернувшись к Денису задом, он пригнул голову к земле и с большой увлеченностью что-то там обнюхивал.

— А ну, брось это! — на всякий случай велел Денис.

Он хотел обойти бассета, чтобы взглянуть на предмет его подозрительного интереса, но влип ногой в густую грязь разбитой машинами колеи, охнул и выругался.

Не предполагая затягивать вечернюю прогулку, капитан Кулебякин выскочил из дома налегке, в спортивных штанах, полукедах и легкой ветровке без капюшона, а Барклая нелегкая понесла с благоустроенного двора на продуваемый ветрами пустырь за гаражным кооперативом.

Было холодно, ветрено, начал накрапывать противный мелкий дождик. Денис по щиколотку измазал ноги в грязи, весь продрог и мечтал только о том, чтобы поскорее вернуться домой и залезть в горячую ванну, предварительно зашвырнув изгаженные полукеды в мусорное ведро. Однако бассет, на котором не было вообще никакой одежды и обуви, ни малейшего недовольствия метеоусловиями не выказывал и отвращения к замусоренной территории не проявлял. Наоборот, он плотно уткнулся носом в какой-то обрывок полиэтилена и сопел над ним, как закипающий чайник.

— Фу! А ну, пошел! — Денис чистым башмаком подпихнул застопорившегося пса и вынудил его отступить от увлекательной дряни. — Домой, Барклай! Живо!

Пес сокрушенно вздохнул и неохотно, ничуть не живо, потрусил в сторону дома.

— Топай, Барклаха, топай! Вечно ты копаешься, как полумертвая бабка! — довольный одержанной победой, прикрикнул на любимца повеселевший Денис.