Статуя сексуальной свободы

Для прогулки по помойке я облачилась в старые джинсы и ту самую курточку, в которой поутру энергично ползала по трубам. Постирать ее я еще не успела, потому что папуля после досадного и разорительного происшествия с нашими мобильными телефонами строго-настрого запретил мне включать стиральную машину без предварительного ее обыска и досмотра, а заниматься таможенной деятельностью мне было некогда. Некогда голубая, курточка в результате моего вынужденного диггерства сделалась цвета штормовой морской волны и лишилась пары верхних пуговиц. Их отсутствие я отчасти восполнила шарфом, повязанным под воротником.

— Чудный шарфик, — сказала Трошкина, тактично промолчав об изгвазданной курточке. — Кажется, у тебя к нему еще шапочка есть?

— Была, — коротко сказала я, с места в карьер стартуя по направлению к помойке.

— Ты думаешь, что нужная нам особа находится на этой помойке безотлучно? — усомнилась Алка, отставшая от меня всего на полшага.

— Думаю, что ареал ее обитания не должен превышать трехсот метров в радиусе от мусорных баков гастронома.

— Почему это?

— Потому что примерно в пятистах метрах от этой помойки расположена другая. По логике, где-то на полпути между ними территория, центром которой являются контейнеры у гастронома, заканчивается. А Королева Помойки не должна покидать свои владения, — объяснила я.

— Резонно, — подружка со мной согласилась и ускорила шаг.

На помойке было людно, как на распродаже в модном магазине, но не в пример тише и спокойнее. Каждый контейнер оккупировала более или менее слаженная группа товарищей. Разработка мусорной жилы открытым способом производилась в сосредоточенном молчании, тишину нарушали только шуршание, стук и изредка победное звяканье склянок. Счастливчика, раскопавшего целую бутылку, конкуренты награждали мрачными, откровенно завистливыми взглядами. На секунду процесс приостанавливался, над разворошенными контейнерами пролетал дружный тоскливо-мечтательный стон, после чего работа возобновлялась с удвоенной энергией.

— Которая тут наша? — тихо спросила я Трошкину, щурясь на мешковатые серо-бурые фигуры.

На мой взгляд, они были похожи, как замызганные плюшевые медведи из сиротского приюта, снабженного игрушками лишь единожды, в момент основания сего богоугодного заведения лично царем Горохом.

— Сейчас подойду к ним поближе и посмотрю, — шепнула в ответ подружка.

Алка предусмотрительно прихватила из дома пакет с мусором, в который для пущей объемности добавила пару пустых литровых банок. По идее, мусорный мешок придавал нашему появлению на помойке должную естественность и непринужденность. Однако Трошкина этим не удовлетворилась и изобретательно использовала свою ручную кладь еще и как наживку.

Остановившись в паре метров от контейнеров, она встряхнула пакет, и неразличимые за черным полиэтиленом стеклянные банки мелодично звякнули. Этот волшебный звук произвел на завсегдатаев помойки такое же впечатление, как школьный звонок на шумный класс. Грязно-серые фигуры замерли неподвижно, как мешки с картошкой. Взгляды устремились на пакет.

— Господа, вы знаете Римму? — громко спросила Трошкина.

«Господа» дружно уставились на нее, но выражения их лиц за наслоениями грязи я лично разобрать не смогла. Тогда Алка спросила по-другому:

— Кто подскажет, как найти Римму? Ее еще Рюмкой зовут? — и выразительно звякнула стеклом в непроглядном пакете.

«Господам» стало понятно, что мешок послужит призом тому, кто окажет содействие в поиске означенной Риммы. Серая масса, облепившая контейнеры, зашевелилась.

— Рюмку тебе найти? Губа не дура! — захихикал сутулый мужичок с редкой бороденкой, протянувшейся от уха до уха на манер пегой бахромы. — Я бы и сам от рюмки не отказался!

Он мечтательно подкатил глаза и так глубоко, шумно вздохнул, словно высосал вожделенную рюмку или даже целый стакан. Вероятно, это виртуальное действие возымело некий результат, и мужичка потянуло продолжить процесс по привычному сценарию. Недолго думая, он выудил из контейнера мятый капустный лист и со вкусом им закусил. Копошащийся по соседству дедок проводил исчезающий капустный лопух ревнивым взором и спешно прикарманил кочерыжку, предварительно тщательно ее обнюхав.

— Римма, она же Рюмка, женщина лет пятидесяти, гражданка без определенного места жительства! — железным голосом с совершенно милицейскими интонациями пробряцала Трошкина.

— Дык я ж ее знаю! — отваливаясь от фуршетного контейнера, обрадовался дедок с кочерыжкой. — Рюмка, как же! Шустрая такая, прям, крыса! Позавчера из-под носа у меня полбуханки «Бородинского» и отличную мозговую кость увела, зараза! Она, Рюмка эта, в бомжацком клоповнике за водокачкой ночует. А днем, если погода хорошая, под гаражом валяется.

Трошкина испытующе взглянула на небо, после секундного раздумья постановила:

— Погода хорошая! — и поставила пакет на землю.

Мы развернулись и под мучительный скрип нетерпеливо раздираемого полиэтилена зашагали прочь от помойки. Трошкина, чрезвычайно гордая успехом своей дипломатической миссии, не только не отставала, но даже умудрилась меня опередить.