СТАТУС-КВОта

… После Тимирязевки и аспирантуры его распределили в Среднее Поволжье, в агро-машинный НИИ, обязанный выдавать аграриям сравнительные результаты испытаний новой техники и вырабатывать рекомендации: как, чем пахать и сеять, какая химия в борьбе с вредителями эффективней (ядовитей!).

Ушибленный своей идеей (пепел сгинувшего в ЧК отца и пепел славянского голодомора стучал в его сердце) Василий в первую же весну отправился искать участок для воплощения ее. И на опушке леса набрел на заброшенный огрызок пашни гектаров в пять, который напрочь и свирепо оккупировал Его Неистребимое Препохабие СОРНЯК. Все в этом мире уже было: был столь же упоительный, заброшенный клочок земли у Никиты Прохорова, отозвавшийся набатным зовом в голове у сына – все сотворить как у отца.

Он выбрал шмат земли пять шагов на пять. И промотыжил его тяпкой. Нафаршированный остатками черной полусгнившей стерни и рубленым чертополохом клочок панически и встрепано таращился в небо пожнивной щетиной.

Набив холщовый мешок землей, Василий в институте исследовал ее на балльность. Земля, истощенная пашней, была на последнем издыхании – совокупный балл бонитета ее был 20, тогда как балльность многих черноземов была за 70.

За лето Прохоров мотыжил усыновленный клочок пять раз. В итоге многократно прорастающий и подрезаемый сорняк практически иссох. После чего ненастным поздним октябрем Василий вручную засеял подготовленную делянку озимой пшеницей Мироновской и Безостой -1под рыхлый дерн. Засеял редко, разбросом – около двухсот семян на квадратный метр, вместо шестисот,установленных академиками. Засеял, как сказала бы эта зубастая компашка – преступно поздно.

На колхозных пашнях уже вовсю щетинились взошедшие озимые, а Прохоровский отрубенок ушел под снег чернёно-мертвый, без единого росточка – как уходил под зимнюю бель тот выстриженный, вытоптанный деревенский луг в отрочестве. Содравши с шеи директивно-рабское ярмо, Василий с наслаждением и яростью взорвал все тухлые каноны и табу агро-орды: он не пахал, не удобрял, не боронил свой карликовый клин, хотя тот был на издыхании по плодородной балльности. Вдобавок, поздним севом – не позволил озимым прорости до снега. За это у колхозных вожаков, по самым мягким меркам, выдергивали партбилет и наделяли билетом волчьим – без права возвращаться в хлеборобство.

Весной его делянка, набухшая от снежной влаги, хлебнувшая тепла, буйно всплеснулась игольчатым изумрудьем всходов. Колхозные поля с озимой пожелтевшей зеленью, истратив силы на подснежную борьбу за выживание, с бессильною истомой оцепенели в дистрофическом анабиозе. Вдобавок хлесткие ветра и солнце свирепо, быстро высосали влагу из-под пашни и нежный корешковый кустик, еще переводивший дух от стужи, взялись терзать суглинистые челюсти окаменевшей почвы.

У Прохорова – все шиворот на хулиганский выворот. Вольготно угнездясь в просторном лежбище, похожим на пуховую перину из перепревших корешков, стерни и сорняков, она держала влагу – как бульдог залетного ворюгу. Зерно поперло в буйный рост, кустами в 2-3 стебля и в две недели обогнало пахотинцев! Недели через три в подспорье сыпанул с неба дождишко. Для пахоты – как муха для отощалого барбоса. Для Прохоровской бережливой почво-губки – сплошная оросительная благодать.

Колхозно-плужное изуверство над природным естеством сумело выгнать из зерна к июлю всего лишь десять хилых зёрен урожая. У Прохорова на его делянке единый зерновой зародыш, благодарно раскустившись, родил по сорок восемь и по пятьдесят тугих элитных близнецов. То был начально-первый хмельной этап победы!

Он сжал свой урожай серпом и вышелушил зерна из колосьев. Все, что осталось: полову, стебли, листья, он искрошил и разбросал мульчу по ежистой стерне, по млевшей в послеродовой истоме разродившейся делянке, затем промотыжил ее. В лесочке накопал червей и запустил пригоршню шустрых тварей плодиться на участке. Он знал – не расползутся, ибо какому дуралею, даже если он безмозглый, захочется менять насыщенную влагой обитель на изнывавшую в безводье пашню по соседству.

За лето дважды рыхлил клок мотыгой и дал ему уйти под снег пустым, на отдых. Весной засеял клевер. После него – опять зерно. Собрав зерно, оторопел: тяжелая и твердая пшеница тянула в пересчете на гектар, за двадцать центнеров!