Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга

В Дагенхэме прибегают к иносказаниям другого рода. Когда-то здесь жили в основном белые, а сегодня население более чем наполовину состоит из африканцев, выходцев из стран Карибского бассейна, Южной Азии и Восточной Европы. Рабочие места жителям прежде в основном предоставлял завод Ford, но он закрылся в 2002 году. Джест посетил дом пятидесятидевятилетней Нэнси Пембертон с садом, украшенным пятью флагами Соединенного Королевства, один из которых развевался на шесте высотой три с половиной метра, а другой был высажен из цветов на клумбе. «Когда-то мы были сообществом, – рассказала Джесту Нэнси. – И состояло оно в основном из англичан. Была одна девочка из Азии. И один черный мальчик. Его мама была большой жирной лесбиянкой, которая вела не самый спокойный образ жизни. Но мы всегда ладили, и англичан было все же большинство». Пембертон считает, что Евросоюз лоббирует иммиграцию в Англию. «Нет лучше места для получения льгот. А нам хватает и собственных дармоедов, слишком ленивых, чтобы поднять свой зад. Я сошла как-то вечером с поезда в Баркинге, а кругом были десятки румынских женщин с детьми, и ясно было, что они ищут, чего бы стащить. Поганые людишки эти румыны. Выходишь на улицу – а там столько шума от всех этих халяльных магазинов. И мусор на улицах. У нас теперь тут как в пригороде Найроби».

Расистские взгляды высказывали не только пожилые люди. Двадцатидвухлетняя девушка рассказала Джесту: «Если иммигрант не проходит собеседование, то работодателя объявляют расистом. Мне кажется, что они забирают наши рабочие места, дома и все, что правительство пытается делать для англичан. Им все достается в первую очередь». Восемнадцатилетний юноша заявил Джесту, что выходцы из Азии «ходят с таким видом, как будто они лучше нас, а ведь это мы приняли их у себя в стране. Это очень всех раздражает. Я чувствую себя так, словно это я тут чужой».

В рассказах часто мелькало: «Я не расист, но…» Джест счел это не извинениями за мракобесные взгляды, а просьбой выслушать, что пытались донести собеседники, – ведь, по их мнению, слово «расист» стало «кнопкой отключения звука, которую можно нажать, когда кто-то жалуется на чувство утраты». Джест провел 40 интервью и в 32 случаях слышал: «Я не расист, но…» Вот небольшая выборка примеров: «Я не расист, но здесь было прекрасное местное сообщество англичан, пока не понаехали все эти албанцы и африканцы». «Я не расист. И я охереть как люблю, извините за грубость, карри из козлятины[76]

. Но такую политику, когда английские семьи не на первом месте, я считаю неправильной». «Я вовсе не расист <…> но поляки заняли все рабочие места, они занимаются проституцией и распространяют наркотики». «Я не расист, но страну заполонили черные и боснийцы».

Белые представители рабочего класса из Дагенхэма живут внутри токсичной иллюзии, потому что играют в игры, где присутствуют символы расовой принадлежности и национальности. Неолиберальный и глобализационный проект застопорил их продвижение в игре, и теперь повсюду они видят одни лишь сигналы о своем поражении. Для них не имеет значения, что иммиграция хорошо влияет на британскую экономику. Из их эмпирического опыта не следует, что за снижение их статуса в ответе в том числе автоматизация и аутсорсинг. Они видят только, что катятся вниз. «Я горжусь тем, что я англичанка, и я люблю Англию, но мне противно видеть, как она исчезает, как наш язык уходит из-за того, что многим он не родной, – написала обладательница пяти британских флагов Нэнси Пембертон в письме одному политику. – Мне противно видеть, как присущий нам образ жизни отходит в прошлое, а все наши ценности игнорируются. Противно, что немногие оставшиеся островки зелени застраиваются домами, чтобы в них поместилось еще больше иммигрантов, которые присосались к нашему обществу и уж точно не приносят нам никакой пользы». В 2007 году жителей Дагенхэма и Баркинга спросили, что можно сделать, чтобы улучшить положение их районов. Самый распространенный ответ был: «Вернуть все так, как было пятьдесят лет назад».

Наши сны часто одновременно реалистичны и бредовы. Они не оторваны полностью от жизни: во снах мы бываем собой и встречаем знакомых людей в знакомых местах, но вся эта симуляция реальности тесно переплетается с галлюцинозом. То, как мы видим жизнь и ее иерархии, немногим от этого отличается. Новые левые говорят, что игра захвачена сексистами и сторонниками идеи превосходства белых. Они видят нетерпимость и мракобесие своих оппонентов. Новые правые настаивают, что образованные элиты совершенно перестали о них заботиться. Они упирают на презрение в адрес белых, которым приходится страдать, и заискивание перед меньшинствами. Все это ошибки преувеличения: не все белые – шовинисты, и не все представители образованной элиты с предубеждением относятся к белому рабочему классу. Все игроки заблуждаются по умолчанию, так как не видят, что в каждой из конфликтующих иллюзий есть как поводы к раздору, так и отражение реальности.

28. Притча о коммунизме