Статус: все сложно

Соня ждет, когда Зойка успокоится и отойдет, чтобы так же меня обнять. Закатывает глаза, когда Зойка показывает ей язык. Их вечные препирания и споры заставляют только смеяться. Они так и не могут признать, что дружат. По-настоящему дружат. Не совру, если скажу, каждая из нас считает, что наши годы в академии потрачены впустую. Мы не замечали Соню, которая нуждалась в поддержке, не меньше чем мы. А Зойка, та, что когда-то завидовала мне и отрезала ленты на моих пуантах, была со мной рядом, когда я вернулась в столицу, и мне нужна была помощь. Девчонки были рядом.

Мы могли молчать весь вечер и смотреть фильм. А могли целый день болтать о всякой ерунде, есть вредную пищу. Зойка бы возмущалась, что ей ни в коем случае нельзя, ведь каждая лишняя калория откладывается на ее боках, а Соня бы демонстративно ела самые вкусные пирожные, мычала бы от удовольствия. Я смеялась, а потом присоединилась к Соне и мы бы перед Зойкой умяли самые вкусные корзиночки с ягодами. Таких вечеров было множество.

Мы как и всегда сидим за кухонным столом, и я понимаю, что благодарна за них, за моих подруг. Нас не разлучили ни расстояния, ни предательства, ни травмы. Мы были соперницами, а стали друзьями.

– Я так понимаю, что поездка удалась? – Зойка прихлебывает чай и с аппетитом вгрызается в купленный круассан.

– Да, более чем. – Опускаю взгляд и скрываю улыбку.

– Подробностей не будет?

Отрицательно машу головой.

– Так вы… – Соня задает наводящий вопрос или, скорее, начинает свою мысль, которую я, по всей видимости, должна закончить.

– Мы гуляли по городу, много разговаривали. Представляете, я не знала, что во время летних каникул Глеб много путешествовал. Однажды он был в…

– Мила, мы не об этом.

– А о чем?

– Ты подала на развод, забыла?

Нет, конечно же я не забыла. То решение далось мне очень и очень тяжело. Словно вынудили отрезать важную часть меня, которая начала гнить и доставлять дискомфорт. Так думала моя рациональная часть. Но другая…

– И что?

– Вы решили начать сначала?

– Я не знаю, девочки. Я… призналась ему, что люблю.

– А он?

Я лежала на кровати, любое движение приносило ноющую, но такую приятную боль во всем теле. Так бывало после долгой тренировки, когда каждая мышца на твоем теле отзывается. Я смотрела на Глеба. Он был рядом и изучал меня. В его глазах я увидела то, что никогда раньше и не замечала. Себя. Банально, да. Там ведь мое отражение, не больше. Но вот взгляд, его взгляд говорил о том, что он не просто смотрит на меня, он знает меня, видит. Я больше не та маленькая и правильная девочка. Я Мила, его Мила.

Но ответа на свое признание я так и не услышала. Кто знает, может, я поторопилась. Только после таких прекрасных дней хотелось бы увидеть эти желанные шаги в мою сторону. В сторону нас.

Я подхожу к чайнику и завариваю себе черный чай. Пакетик окрашивает воду в темно-коричневый цвет. Дна не видно. Добавляю две ложки сахара с горкой. Неприлично много для меня. В стакане получилась приторная бурда, которую мне теперь придется пить. Давиться. Только, чтобы не отвечать на неудобные вопросы.

– Мила?

– Что?

– Он тебе ничего не ответил, да?

– Не ответил, – идея поделиться с девочками теперь кажется мне не просто провальной. Это фиаско. Они лезут в душу. И так глубоко, куда я сама пока боюсь даже нос сунуть. Там еще темно и страшно.

– А спросить сама ты не хочешь?

– Может, хватит?

Они переглянулись. Думали это мимолетное движение останется не замеченным мной. Потом их взгляды опустились, каждый в свою тарелку. И разговор затих. Между нами повисло неловкое молчание.

– Мы просто хотим тебя поддержать, – Зойка первая обрывает тишину.

– Я понимаю. Но… эта не та тема, которую я хочу сейчас обсуждать. Мне хорошо. С ним. Я люблю его. Глеба. Всегда любила. И я боюсь будущего, вы понимаете? – голос дрожит, но я не хочу плакать. Так получается.

– Твой Мистер М бы первый и задал вопрос, что случится потом? Рано или поздно ты должна спросить Глеба о его чувствах.

– А если не задам?

– Почему?

– Я боюсь услышать ответ. Однажды я его уже задавала.

Закусываю нижнюю губы. Практически до крови. Дурная привычка сдержать слезы.

Наше молчание снова рушится. Звонок телефона. Такой громкий, что хочется зажать руками уши и никогда не слышать противный писк.

Смартфон лежит на столе. Я не вижу, кто звонит. Но сердце не екает, а дышится ровно. Почему-то я решила, что это не может быть Глеб.

И оказываюсь права.

Звонит Никита.

Смотрю на экран, где светится его имя и позорно мелькает мысль не отвечать на звонок.

– Ник? – решаюсь я.

– Мила, приятно слышать твой голос. – Не отвечаю на его реплику.

– Ты что-то хотел? – некстати вспоминаю, как Глеб смотрел на него, когда Ник пришел без приглашения, а потом его слова о ревности. И так тепло от этого стало.

– Мы можем увидеться?

– Зачем?

– Поговорить?

– О чем, Ник? Я правда не понимаю.

– Черт, Милка. Скучаю сильно, вспоминаю наши вечера, как мы обнимались, целовались. А потом… – он замолкает.